— Об этом я и хотел поговорить с тобой. Разве нельзя повернуть дело так, чтобы Сечь, как таковая, осталась вне войны царя Петра с королем Карлом, и ей не пришлось нести ответа ни за моих, ни за твоих казаченек, кто бы из них ни оказался бы битым? Мыслю, что можно. Например, если верх в войне одержит Москва, я постараюсь отвести царский гнев от Сечи тем, что представлю себя выразителем интересов истинных, родовых сечевиков, всегда державших сторону России и оставшихся верными ей сейчас. Твоих же казаченек я обрисую как приблуд, сборище удравших с Дона булавинцев и дезертиров из русской армии, пышущих злобой к царю Петру и сумевших увлечь с собой запорожскую голытьбу из вчерашних беглых посполитых. Поэтому со случайно оказавшимся на Сечи сбродом, приставшим к шведам,

— Царь Петр пусть поступает как знает, а с делами на Запорожье разберемся мы сами, верные России родовые сечевики.

— Кем ты намерен обрисовать меня? Приблудой-булавинцем, Царским солдатом-дезертиром, казаком-сиромахой из беглых посполитых? — усмехнулся Гордиенко.

— В этом нет нужды, батько. Царь добре наслышан о тебе, имеет о твоей персоне собственное мнение, и мое ему ни к чему. Не думаю, чтобы царь Петр питал к тебе приязнь, поэтому в случае поражения короля Карла быть тебе вместе с Мазепой в числе злейших недругов Москвы и на какой-то срок следует позабыть дорогу на Сечь.

— Позабыть? Мне, кошевому? Который по единогласному приговору черной рады повел сечевое товарищество на притеснителя казачества — московского царя?

— Батько, кошевым ты был, когда уходил в поход. А когда покидал Сечь я, там вовсю ходили разговоры, чтобы лишить тебя власти и избрать нового кошевого, который не бросит тени на православное сечевое лыцарство союзом с нечестивцами-папистами. Надеюсь, ты догадываешься, кого пророчит молва тебе на смену?

— Догадываюсь. Наверное, полковника Петра Сорочинского. Что ж, так и должно быть: история движется по кругу, и все возвращается на круги своя. Когда Сорочинский был кошевым и не пожелал дать приют на Запорожье Булавину с его приверженцами, сечевая голытьба лишила его атаманства и выбрала на его место меня. Теперь, когда голытьба с булавинцами покинула Сечь, на ней остались сторонники Москвы, которым ничего не стоит вновь вручить атаманскую власть Сорочинскому. Тем более что даже при мне Запорожье кишело дозорцами полковников Апостола и Галагана, которые вначале примкнули с Мазепой к королю Карлу, затем сбежали от него к Скоропадскому и, выслуживаясь перед Москвой, лезут из шкуры, заглаживая свою вину. Галаган всего несколько лет назад был сечевым полковником, Апостол по праву слывет лучшим на Гетманщине и всей Украине казачьим военачальником и также выходец из сечевых старшин, поэтому к их призыву поддержать Москву на Запорожье прислушаются многие. Учитывая, что большинство противников России сейчас со мной, сторонникам Сорочинского и дозорцам Апостола и Галагана без особого труда можно захватить власть над Сечью в свои руки. Возможно, они это уже сделали.

— Возможно. Как видишь, в случае победы царя Петра Сечи вряд ли что грозит. Ты привел гультяев и булавинцев к Мазепе и шведам, я прибыл с родовыми запорожцами к царю, так что в этом отношении на Сечи произошло точно то, что на Гетманщине и целиком на Украине. А если вместо тебя кошевым станет Сорочинский и заявит о поддержке Москвы, царь Петр не будет иметь ни одной серьезной причины быть недовольным Запорожьем. Но ежели верх в войне одержит Швеция, отвести кару от Сечи будет намного сложнее, особенно учитывая давнюю неприязнь Мазепы к ней.

— Если Россия потерпит поражение, ее победителем станет не Мазепа, а король Карл, — ответил Гордиенко. — Ему и решать судьбу Гетманщины и Запорожья. Верша ее, он первым делом будет учитывать не нашептывания Мазепы, а тот вклад, который был внесен мазепинской Гетманщиной и Сечью в победу над Московией. Сколько сабель привел Мазепа к королю? Две тысячи. Много ли шкоды причинил он русскому войску? Покуда никакой. А Сечь уже сегодня бросила против России восемь тысяч сабель и вырубила три русских полка. Ежели учесть, что в войну вступили еще не все сечевики, вызвавшиеся сражаться против царя Петра, и наш поход лишь начался, Мазепе будет весьма непросто плести интриги против Сечи. Что сказать королю относительно Сорочинского, стань он вместо меня кошевым и поддержи Москву, я уже знаю, и уверен, что мои слова отведут возможный королевский гнев от Запорожья. Постараюсь отыскать и причину, которая сможет объяснить твою приверженность Москве, но не накличет беды на Сечь.

За время разговора с Сулимой Константин успел рассмотреть сопровождавших того старшин, и в его голове начали обрисовываться контуры его будущих взаимоотношений с королем Карлом и Мазепой. Гетман, не выполнивший обещаний перед Швецией и не сумевший оказать ее армии сколь-нибудь существенной помощи, воспримет Гордиенко как своего соперника на роль вождя Украины и примется плести против него всевозможные интриги. В том числе постарается использовать своим оружием факт перехода части сечевиков на сторону России и — если это произойдет! — смещение Константина с атаманства и замену его приверженцем Москвы полковником Сорочинским. Однако подобные попытки Мазепы будут обречены на провал — Гордиенко сумеет заткнуть ему рот.

Относительно Сорочинского дело обстоит просто: если Мазепа, имевший возможность подбирать Генеральную старшину Гетманщины и полковников реестрового казачества по собственному усмотрению, не смог стать истинным хозяином Гетманщины и пригрел подле себя своего нынешнего злейшего недруга Скоропадского и перебежавших к нему Апостола, Галагана и прочих старшин, вправе ли он поставить в вину Гордиенко захват власти на Сечи сторонниками Москвы, ежели вся старшина на ней, начиная от кошевого до куренного атаманов, не назначалась кем-либо, а открыто избиралась?

Обвинение Гордиенко в том, что, будучи кошевым, он заблаговременно не принял должных мер для предотвращения ухода части сечевиков к царю Петру, тоже не бросит тень на репутацию Константина в глазах короля Карла — он докажет, что не имел возможности помешать свершившейся измене, хотя допускал ее со стороны определенной части запорожцев. Кто стал атаманом приверженцев Москвы, первым выступившим с оружием в руках против Мазепы? Данила Сулима, чьим крестным отцом был казненный Мазепой Генеральный судья Гетманщины Василий Кочубей. Разве забыл потомок литовских казаков Мазепа-Колядинский, что роды Сулима и Кочубей происходят из ордынских казаков и дружны уже несколько столетий?

После взятия в 1240 году монголами Киева и опустошения ими земель бывших племен полян, являвшихся ядром Киевской Руси, наиболее воинственная часть уцелевших днепровских славян ушла не на лесной север, а в низовья Днепра, Дона, Буга. Там она слилась с обитателями тех мест вольными людьми берладни-ками, бродниками, ватажниками, стала именоваться их общим названием «казаки», заставив соседей силой оружия признать себя хозяевами причерноморских степей и устьев впадавших в Черное и Азовское морей рек. Это для Польши, Литвы и образовавшейся на северных окраинах бывшей Киевской Руси Московии степь между Днепром и Доном была Диким полем, для казаков она по-прежнему, как для их предков-полян, оставалась Старым полем, получив еще одно название — Казачий Присуд.

Со временем казаки, обосновавшиеся близ Перекопа и на черноморских берегах, установили связи с завоевавшими Крым и осевшими там татарами. Не находя причин для вражды, казаки и татары стали добрыми соседями, породнились, в том числе своими самыми знатными родами, как равноправные союзники участвовали в походах на северные и западные чужие земли. Так продолжалось до конца XV века, когда после падения Византийской империи на северные берега Черного моря явились завоеватели-турки, и крымские татары признали над собой их власть [58]. Не желая следовать их примеру, казаки покинули причерноморье и переселились к своим северным собратьям в среднем течении Днепра и Дона, являвшимися южными окраинами Литвы и Московии.

С тех пор среди запорожских и донских казаков появились Батыровы и Барабаши, Собыревы и Мусатовы, Камаровы и Мелиховы. А изрядная часть потомков казачьих «ордынских» родов, породнившихся с татарской знатью, пожелала сохранить в своих видоизмененных фамилиях титулы прадедов: хан, бей, мурза, салтан, калга. Казаки, принявшие некогда ислам, после возвращения на землю предков вновь обратились в православную веру, однако память об «ордынском» прошлом осталась в фамилиях Новокрещеные, Туроверовы, Татариновы и других. Потомком знатного рода «ордынских» казаков был гетман Богдан Зиновий Хмельницкий, чем объясняется его побратимство с крымским ханом Ислам Гиреем и то, что ему первому из гетманов удалось привлечь крымскую орду в качестве союзника казачества в его войне с Речью Посполитой.