украинских крестьян. То же самое доносили казачьи старшины гетману Мазепе, а тот делился сведениями с Петром: «...малороссияне везде на квартерах и по дорогам тайно и явно шведов били, а иных к государю привозили, разными способами бьючи и ловлючи блудящих.., и от того много войска шведского уменьшилося». Поэтому первейшей задачей короля Карла было не продолжение похода на Москву, а обеспечение своей голодающей армии продовольствием.

Не лучшим образом складывались дела у шведов и на севере. Начатое ими с двух направлений наступление на Петербург не увенчалось успехом. Удар генерала Штромберга из Эстландии и Финляндии был отражен Апраксиным. Неудачей завершилась и попытка тринадцатитысячного корпуса генерала Любекера прорваться к новой русской столице со стороны Выборга, хотя ему на первых порах удалось форсировать реку Сестру и выйти к Неве выше Тосны. Однако контратака войск Апраксина, во время которой девятьсот вражеских солдат были убиты и двести взяты в плен, заставила шведов убраться восвояси. Не смогла приблизиться к Петербургу и вражеская эскадра в двадцать два вымпела под командованием адмирала Анкерштерна, которой не удалось подавить огонь береговых батарей Кронштадта.

Совсем плохо обстояли дела у шведов и в Польше. Почти одновременно с поражением Левенгаупта под Лесной объединенные польско-казачьи войска коронного гетмана Адама Сенявского разгромили под Конецполем армию Станислава Лещинского. Сейчас остатки «станиславчиков» вместе со шведским корпусом генерала Крассова контролировали лишь незначительную территорию на севере Польши, не оказывая практически никакого влияния на развитие событий ни в Варшаве, ни на остальной части Речи Посполитой.

Не получив ожидаемых подкреплений из-под Риги и полностью лишившись огромного обоза Левенгаупта с провиантом и боевыми припасами, не надеясь на помощь из Прибалтики и Польши, король Карл 10-го октября выступил из Костеничей на Стародуб и Новгород-Северский, отправив предварительно к Стародубу сильный подвижный отряд генерала Лагеркрона. Зная, что в этих городах гетманом Мазепой собраны для русской армии большие запасы продовольствия и фуража, а их гарнизоны малочисленны и состоят лишь из казаков, шведы надеялись захватить Стародуб и Новгород-Северский до подхода подкреплений и превратить их в свои базы снабжения.

Но Петр, своевременно получив сообщение о начале движения отряда Лагеркрона к Стародубу, немедленно отправил туда своих драгун, и сейчас судьба города во многом зависела от того, кто быстрее к нему подойдет — шведы или русские. Чтобы впредь не попадать в подобные кризисные ситуации, нужно будет не только надежно прикрыть все созданные Мазепой базы снабжения на севере Гетманщины, но значительно усилить гарнизон главных складов гетмана в Батурине. А чтобы Мазепа не расценил прибытие русских войск в свою столицу как недоверие к нему, в Батурине на первых порах придется побыть Меншикову, с которым гетман вряд ли пожелает ссориться.

Так что, король Карл, вряд ли тебе придется чем-либо поживиться на Украине, и ты поторопился назначить своего любимчика генерала Спааре комендантом Москвы. Но если дела благополучно обстоят на Гетманщине, в Польше и Прибалтике, отчего так тревожно на душе?

Скрестив по-турецки ноги, Марыся сидела на медвежьей шкуре, брошенной напротив ярко пылавшей печи. На коленях устроившегося в той же позе Ивана Скоропадского стоял серебряный поднос с несколькими бутылками рейнского и токайского вина, среди которых высилась вазочка с фруктами и лежали в резных хрустальных розетках всевозможные сладости.

С полковником Марыся встретилась три часа назад, однако каких-либо серьезных разговоров до сих пор не вела — знала, что пока мужчина полностью не насытится вызывающей у него страсть женщиной, все остальное на свете для него не представляло интереса и казалось сущим пустяком. Сейчас он наконец удовлетворил страсть и оставил Марысю в покое, дав ей возможность отдышаться и выбрать по собственному усмотрению положение на медвежьей шкуре. Конечно, для всякой женщины лестно, что она так вожделенна для любовника, но что делать, если Марысю сегодня сжигала совсем иная страсть — продолжить осуществление начатого сутки назад в Батурине плана.

— За тебя, моя королевна! — провозгласил Скоропадский, поднимая бокал с токайским и залпом его осушая.

Не желая тратить время на переливание вина из бутылки в кубок, он допил остатки токайского прямо из горлышка, закусил крупной янтарного цвета сливой и швырнул косточку в угол, где блестели два желтых кошачьих глаза, чем вызвал там протестующее мяуканье.

— За тебя, мой круль, — ответила Марыся, беря с подноса свой бокал и прикладываясь к нему.

Откусив от начатого яблока, она, подражая полковнику, запустила огрызком в угол с котом, на что тут же последовало злобное шипение, убрала поднос с коленей Скоропадского на пол. Обнаженная, прилегла на шкуру. Положила голову на ноги любовника, заглянула ему снизу вверх в глаза.

— Отчего-то пришел на ум черниговский полковник Полуботок, — с ленцой, будто от нечего делать произнесла она. — Наверное, потому, что твои хлопцы поджидали меня близ Черниговского шляха у Батурина. Помнишь, я обещала подробнее разузнать о Полуботке у тети Ганны? Я не забыла этого сделать. Весьма занятная штучка этот черниговский полковник, опасного врага нажил в нем гетман.

— Опасного? Чем? После казни Кочубея и Искры никто из старшины не осмелится донести царю на Мазепу.

— Полуботок тоже понимает, что писать доносы на гетмана — бесполезное дело. Поэтому он решил не предупреждать царя о готовящейся измене Мазепы, а первым пресечь ее, как только тот не на словах, а на деле предаст Петра.

Скоропадский, открывавший очередную бутылку с токайским, отставил ее в сторону, наклонился над Марысей.

— Павло Полуботок намерен первым пресечь Мазепину измену? А кто того не желает? Только как это сделать? При гетмане днем и ночью полк верного ему Галагана, а это шестьсот добрых сабель [31], которые при необходимости и защитят его, и проложат дорогу хоть в Крым к хану, хоть к шведскому королю, хоть к Лещинскому.

— Иванку, но разве пресечь Мазепину измену значит обязательно изловить его или уничтожить? Наоборот, нужно позволить ему переметнуться к кому-либо из царевых недругов, поскольку при хитрости и изворотливости гетмана никаким иным образом его измена доказана быть не может. Но разве королю Карлу или Станиславу Лещинскому нужен сам старик-гетман? Нет, им нужны его казачьи полки и припасы, которые может поставить Украина их армии. Поэтому цареву милость и, возможно, гетманскую булаву заслужит тот оставшийся верным России старшина, который удержит казаков от ухода их с Мазепой к недругам Москвы и не позволит собранным гетманом запасам оказаться в руках шведов или поляков. Именно это и собирается сделать полковник Полуботок, не спускающий глаз с гетмана. — Марыся обвила руки вокруг шеи Скоропадского, рывком подтянула свою голову к его лицу, оказалась с ним глаза в глаза. — Но разве это по силам только ему? — ласковым шепотом спросила она. — Разве этого не можешь свершить ты, любый Иванку?

Скоропадский обнял Марысю, посадил себе на колени, заглянул в глаза.

— Считаешь, что ближе всех к булаве окажется тот, кто не позволит казакам последовать за Мазепой к шведам или ляхам и помешает ему передать свои склады с провизией и фуражом противнику? Пожалуй, так и случится. Среди полковников и Генеральной старшины у меня другов и побратимов не меньше, чем у Полуботка, и часть из них я смогу уговорить отшатнуться от Мазепы и остаться верными Петру. Самые значительные запасы провизии собраны в Батурине, Стародубе и Новгород-Северском. Свои в Стародубе я Мазепе не отдам, близ Новгород-Северского стоят царские войска, так что они тоже не достанутся гетману. А вот Батурин, где засел верный Мазепин сторожевой пес Чечель и нет русских войск, — дело совсем иное... — Скоропадский задумался, начал перебирать в пальцах Марысины локоны. — Наверное, кто не допустит перехода батуринских складов с провизией и прочими припасами в руки шведов, тот сослужит царю главнейшую службу и в награду станет первым претендентом на булаву. Но ведь и