начиная от вашего прихода с паном Войнаровским к господину капитану перед его отъездом и кончая его возвращением в лагерь. Конечно, это непростое занятие, но... — Орлик снова вздохнул, соболезнующе развел руками. — Как понимаете, служба у меня такая, что во всех своих неудачах я должен разбираться самым тщательным образом.

Орлик словно подслушал мысли Марыси и по собственному почину принялся отвечать на интересующие ее вопросы. Принялся, но покуда не сказал главного — на чем покоится его утверждение, что пани Марыся имела отношение к гибели казаков-спутников Фока и неудавшейся попытке отравить гетмана Скоропадского. Домыслы Орлика и Фока — это одно, а неопровержимые доводы — совсем иное, и от того, чем располагал Генеральный писарь против нее — домыслами или вескими доказательствами, — зависела шаткость или надежность положения Марыси.

— Чтобы сорвать чей-либо замысел, о нем, как минимум, нужно быть осведомленным, — заметила она. — Но откуда мне могло быть известно о каких-либо ваших тайных делах, пан Генеральный писарь?

— Об этом поговорим чуть позже, очаровательная пани княгиня. А сейчас отвечу на то, что вас интересует гораздо больше: на чем основано мое утверждение в вашей причастности к неприятностям господина дер Фока. Ведь чтобы удачно защищаться, вам необходимо знать, чем я против вас располагаю. Как друг, иду вам навстречу, однако надеюсь на такой же дружеский шаг и с вашей стороны.

— Чтобы сделать дружеский шаг, я должна знать, в чем он может заключаться. Не так ли, пан Генеральный писарь?

— Так, пани княгиня. Итак, почему я убежден, что своими злоключениями господин дер Фок обязан именно вам. Думаю, для вас не секрет, что каждый яд имеет свой срок действия? Тот, что находился в перстне у капитана, убивал жертву через шесть часов. Поэтому, зная точное время смерти казаков, несложно было определить время принятия ими яда. Оно пришлось на период, когда у господина Фока находились в гостях вы с паном Войнаровским.

— Ну и что из этого? — вскинула брови Марыся. — Почему отравителем казаков должна быть я, польская княгиня Дольская, а не какой-нибудь другой человек?

— Вот почему. Пока у господина дер Фока вы с Войнаровским гостили вместе, он был достаточно трезв и хорошо помнит, что никто из вас не трогал его перстня. Зато когда вы остались с капитаном вдвоем, он допился до того, что в вашем присутствии уснул и не ручается, что во время его сна вы не могли завладеть перстнем.

Марыся рассмеялась.

— А не приходило вам в голову, что казаки могли скончаться от яда, который приняли не обязательно шесть часов назад, а, например, двенадцать, двадцать часов тому, за сутки или двое до своей кончины? Почему вы связываете их смерть именно с посещением господина дер Фока мной и паном Войнаровским, а не с их бражничанием с дружками либо с распутницами-маркитантками?

— Эта мысль приходила мне в голову, однако я отбросил ее за несостоятельностью. Яд в перстне располагался в двух отделениях, и в зависимости от того, на какую ширину было сдвинуто дно тайничка с ядом, его можно было высыпать весь сразу либо использовать дважды. Господин капитан применил яд только из одного отделения, поэтому оставшаяся половина после его возвращения оказалась у меня. Дальше все было просто: я передал перстень с неиспользованным ядом сведущему в отравах человеку, и от него узнал, что в перстне вовсе не яд, а... А что бы вы думали, пани княгиня?

— Там могло быть все, чем только можно наполнить тайник.

— Совершенно верно — в перстне вместо яда оказалась обычная пудра. Мои дальнейшие действия были весьма банальны — я велел выяснить, от кого и каким образом пудра очутилась в тайничке перстня. Я предполагал, что это будет трудным делом — пудрой пользуются десятки знакомых господину дер Фоку женщин, — однако ошибся. Пудра из перстня была не просто очень дорогой и редчайшего сорта, а своего рода уникумом, поскольку ею пользовалась лишь одна женщина во всем нашем лагере. Как вы думаете, кто она? — прищурился Орлик.

— Одна во всем лагере? Наверное, такую дорогую вещь может позволить себе только любовница короля Карла Тереза.

— Позволить купить — да, может позволить, но пользоваться... — Орлик отрицательно завертел головой. — Чтобы пользоваться такой пудрой, необходимо знать о ее существовании, а чтобы это знать, необходимо иметь соответствующий вкус. А вот его у Терезы как раз и нет. Да и откуда ему взяться у заурядной саксонской шлюхи, приглянувшейся толстой задницей и похотливыми глазками молодому шведскому королю, с детства не отличавшемуся требовательностью к женщинам? Ведь Тереза — не княгиня Марыся Дольская, первая красавица Варшавы, с юных лет воспитанная на французский манер, следящая за капризами парижской моды и привыкшая одеваться и пользоваться парфюмом из лучших магазинов Парижа и Вены. На этот раз утонченный вкус оказал вам плохую услугу, пани княгиня.

— У меня много врагов, и пудра в перстень могла попасть без моего в этом участия, — быстро нашлась с ответом Марыся. — Тем более что сумочку с ней я часто оставляю дома без присмотра.

— Могло быть и такое, — согласился Орлик. — Поэтому я не поленился побеседовать с паном Войнаровским, единственным человеком, имевшим возможность заменить яд в перстне вашей пудрой. От него я узнал ряд удививших меня обстоятельств, связанных с посещением им и вами дер Фока. Оказывается, в тот день вы впервые навестили пана Войнаровского, впервые завели с ним разговор о господине капитане, именно вы настояли на посещении его, а в довершение всего отказались уйти с паном Андреем вместе домой, сославшись на якобы желание наедине проститься с изрядно пьяным хозяином и растянув прощание до тех пор, покуда тот не уснул. Уж не для того, чтобы завладеть перстнем дер Фока и отравить содержимым его тайничка казаков-сотоварищей капитана?

— Пан Генеральный писарь, оказывается, вы большой мастер строить беспочвенные предположения.

— Почему вы столь пренебрежительно относитесь к тому, что именуете моими предположениями? Если их выстроить в единую логическую цепочку, они рисуют убийственную для вас картину.

— Разве? Не вижу ничего подобного.

— Хотите, чтобы я нарисовал ее во всех деталях? Извольте. Некто сообщает вам, что капитан дер Фок с двумя казаками имеет задание отправить на тот свет неугодную гетману Мазепе персону, и приказывает не допустить этого. Лично вы с капитаном незнакомы, зато его хорошо знает ваш поклонник пан Войнаровский, и вы отправляетесь к нему. Умело построенная беседа, якобы случайно упомянутое в ней имя капитана, просьба встретиться с ним, в которой пану Войнаровскому трудно вам отказать, — и вы втроем пьете вино у дер Фока. Продолжать или дальше слушать уже неинтересно?

— Почему неинтересно? Наоборот, интрига, как мне кажется, только завязывается, и чем она завершится, весьма любопытно.

— Иду навстречу вашему желанию. Вы дождались, когда пан Андрей и господин капитан крепко напились, и отправили первого домой. Затем возвратились к дер Фоку, споили до бесчувствия и, когда тот уснул, подменили содержимое тайничка в перстне единственным, что из имевшегося при вас могло быть пригодно для этой цели, — пудрой. Яд из тайничка вам каким-то образом удалось подсыпать казакам дер Фока, и те через шесть часов отправились к праотцам. Кстати, со всеми признаками действия именно того яда, что находился в перстне: желтой пеной во рту, посинением лица, судорогами конечностей. Рассказанное могло бы остаться тайной для всех, кроме вас, если бы не один пустячок — дер Фок не только сумел уцелеть и возвратиться, но даже доставил мне перстень с остатками вашей пудры. Впечатляющая картина вашей деятельности, не так?

— Согласилась бы с вашей оценкой при одном условии: если бы имелись доказательства, что эта талантливо рассказанная история имела место в действительности, а не являлась плодом вымысла.

— А не кажется, что вы несколько поторопились высказать свое мнение? — спросил Орлик. — Но в этом не ваша вина, а моя. В самом начале беседы мне нужно было объяснить разницу, когда такой человек, как я, приходит к вам как друг, и когда как Генеральный писарь. Неужели думаете, что, веди себя с вами как Генеральный писарь, я позволил бы требовать от себя доказательств вашей вины? Никогда, потому что все, сказанное мной, было бы до нашей встречи изложено вами собственноручно на бумаге и под ним красовалась ваша подпись. Не верите? Напрасно. Как думаете, где ваша служанка?

— Конечно, у вас.

— Правильно. Когда мои хлопчики предложили ей побеседовать с ними, она заартачилась: я —