Примерно так в мультфильмах рисуют след от взмаха волшебной палочки, шлейф от стрекозиных крылышек феи.

Чудесные пряди струились и плыли в воздухе, медленно утекая куда-то на восток. Ни дать ни взять какое-то существо неспешно и печально уползало в свою нору. Чтобы там, может быть, умереть.

— Хорош стучать, иду. — Мамба неохотно оторвалась от телевизора, грузно подошла и распахнула дверь. — А-а-а, Жёлтый Тигр подкрался… Ну привет-привет.

На пороге действительно стоял китаец-сосед, да не просто так, а в белоснежном шёлковом великолепии парадного прикида: широкие глухие штаны, длинный, как и положено сливкам общества, муаровый халат, на поясе в серебряных ножнах драгоценный ачан, такой гибкий, что хоть на палец наматывай, а понадобится железо разрубить — управится как с простой глиной.

— Ну что, соседка, едем? — с улыбкой спросил он. — Я спускаюсь к машине.

— Спускайся-спускайся, я следом, — заверила Мамба. — Буду через минуту. — И едва закрылась дверь, грозно зыркнула на мужа. — Всё, Абрам, мультфильм отменяется. Спать! Вот так, молодец.

Вышла в коридор, щёлкнула замком, застучала по гостиничным ступеням туфлями от Риччи из крокодиловой кожи…

Так называемая машина была уже подана. Делать нечего, Мамба забралась в убогий китайский драндулет, Тигр надавил на газ, и «Великая Стена» поехала. За окнами потянулись фасады домов, заборы, теплицы, палисады, затем показались ангары, бензоколонка… и всё, цивилизация кончилась. По сторонам дороги непролазной стеной встали дремучие ельники, в которых уж точно обитали ядовитые русские медведи. А когда свернули за указателем, не стало даже дороги — лишь жуткая колея, вьющаяся среди мрачной чащобы. Ни тебе зон отдыха, ни связи, ни высоковольтных проводов, ни мотелей, ни кабинок с биотуалетами. Мамба помимо воли ощутила что-то родное. Юность, Африка, джунгли…

«Этот жёлтый знает хоть, куда едет? — забеспокоилась она минуту спустя. — А то ведь места тут глухие, заблудимся, придётся выживанием заниматься. И никакая магия не поможет. То ли дело было в прошлый раз — шик, блеск…»

В прошлый раз Большой Сбор проходил в Париже. Лес там, правда, тоже был — Булонский. Во всём же остальном имел место полный шарман. Эйфелева башня, Нотр-Дам, ужин от Максима… Болотами и не пахло.

«Великая Стена» тем временем форсировала ручей, кое-как одолела горку и въехала в маленькую, всего дюжины две бревенчатых хижин, заброшенную деревню. Бурьян, тишина, просевшие крыши… Вот она, загадочная Россия. Негров своих нету, а Гарлем есть.

— Всё, приехали. — Тигр загнал машину в проулок и осветил фарами давно сгнивший забор. — Дальше ножками.

По узенькой, почти не существующей тропке среди дремучей крапивы, мимо провалившихся погребов, где (Мамба вздохнула) небось выстаивались когда-то знаменитые «русские сливки», мимо вросших в землю, кренящихся стен… Пещёрка казалась отсюда центром мира, оплотом цивилизации. Почти Парижем.

— Ну вот, пришли, — сказал Тигр на самом краю деревни, куда подступал дремучий еловый лес. — Нам сюда. — И пальцем указал на древний, ничем не примечательный дом.

Просвечивающие рёбра стропил, одичавшие яблони, рядом обветшалая кузня, огонь в которой, чувствуется, не разводили уже давно.

Казалось, само время здесь остановилось. И загнило без движения.

Однако первое впечатление оказалось обманчивым. Стоило Тигру и Мамбе войти в распахнутые ворота, как всё вокруг чудесным образом переменилось. Куда подевались бурьян, запустение, нищета?.. Повеяло ароматом цветов, под ноги легла песчаная дорожка, а из-за подстриженных кустов полилось незнакомое, но сладкозвучное, в стиле ретро:

— Эх! — неожиданно притопнул вышитой туфлей Тигр и очень изящно подал руку Мамбе, слегка обалдевшей от подобной галантности. — Как говорят русские, песня строить и жить помогает… Прошу.

В конце аллеи просматривалось здание из белого кирпича. Не Версальский дворец, но по крайней мере добротное и ухоженное строение. Даже с поползновением на стилизацию под античность. На первый взгляд его окна показались Мамбе узковатыми, но она напомнила себе, какой здесь был климат. Далеко не Майами.

— Похоже, мы вовремя, без трёх минут полночь. — Китаец посмотрел на часы, украдкой перевёл дух и потянул Мамбу внутрь, в просторное фойе. — Говорят, после третьего звонка здесь не пускают…

Пока она озиралась в тёмно-красном фойе, вызывавшем воспоминания о кинотеатрах времён «сухого закона», раздался подземный гул, от которого зазвенели хрусталики в массивной люстре и входная дверь с грохотом захлопнулась. Похоже, впускать опоздавших здесь в самом деле было не принято.

«Что с них взять. Тоталитаризм…»

Люстра начала стремительно меркнуть.

— Быстрей, быстрей! — Тигр торопливым шагом повёл Мамбу к портьере, они с головой нырнули в тёмный кинозал и, найдя свободные места с краю, уставились на экран.

Какие стереоскопические очки, какое «3D»?! На зрителей в цвете, в объёме, с полифонией запахов обрушилась самая что ни есть реальная жизнь.

…Злобно стучали топоры, вгрызаясь в древесную плоть, и древние дубы Священной Рощи Силы падали, словно воины, раскидывая руки ветвей. Они стояли насмерть, дружно держа строй, им было не дано покинуть поле своей последней битвы. Топорам вторили зубила и молотки — это люди в капюшонах спешили надругаться над изваяниями Тех, в Ком они больше не признавали Богов.

Убогие, озлобленные, утратившие Знание, они были бессильны перед каменными исполинами и только и могли, что уродовать Их лики. Правда, сами себя эти люди называли гордо — сынами и дочерьми новой веры, и эта вера сулила им отпущение всех грехов. Скорбно взирали Боги на вырубленную рощу, на истоптанные святыни, на чадные костры, в пламени которых лопались вещие струны, умирали Жезлы Силы.

А люди в капюшонах исступлённо размахивали рукавами, подгоняя зловонный дым, любезный их небу, кружились в экстатической пляске, пели что-то своё…

Только один нововер молча и задумчиво стоял возле ряда каменных плит и по-птичьи кивал головой в капюшоне. К самому крайнему камню был прикован цепями голый человек. Его лица нельзя было разглядеть за длинными волосами, слипшимися от пота, только торчала густая всклокоченная борода. Казалось, плоская плита была установлена над выходом самородного огня. И ноздреватый гранит, и железные цепи рдели огненно-багровым свечением. Это был цвет мук и смерти, однако распятый человек ещё жил. Он судорожно выгибался, что-то бешено кричал, бился головой и пятками о своё жуткое ложе… Вот нечаянное движение отвело спутанные пряди, стал видел вывернутый в крике рот, и во тьме кинозала изумлённо прошептали:

— Гляди-ка, Гавря, это же Туз!

— Правда твоя, Геныч, Туз в натуре, — ответили ему.

На них зашикали, и Гавря с Генычем умолкли, зато персонаж, стоявший возле плиты, наконец подал голос.

— Давай, Волхв, кричи, громче кричи, — проговорил он с издёвкой. — Тебя уже никто не услышит. Ты