Как бы не укачались на ней. Еще никто на берег не сходил?

Боцман нахмурил брови:

— Немец. Вчерась еще ушел!

— Петер Абезгауз? — удивился Клементьев, и лицо его вспыхнуло от негодования.

Штурвальный даже не нашел нужным доложить ему о своем уходе. Это было не только нарушением дисциплины, но и вызовом капитану. К концу плавания Георгий Георгиевич заметил, что между ним и Абезгаузом появилась взаимная антипатия, которая все время нарастала. В то же время капитан не мог сказать о Петере, что он плохой моряк. Так в чем же дело?

Клементьев задумался, пытался найти ответ на свой вопрос. Абезгауз слишком высокомерен, но когда он нанимался в Норвегии, это был скромный, сдержанный человек. Клементьев платит ему аккуратно и даже больше, чем бы Петер получал на других судах. «Поговорить с ним надо откровенно», — решил капитан, а Ходову сказал:

— Отпускайте команду, а ко мне пригласите Ингвалла. Клементьев вернулся в каюту. Здесь его ждал накрытый стол. От кофейника шел приятный аромат. Едва капитан налил чашку, как раздался стук в дверь и появился высокий, с могучими плечами человек. Это был гарпунер Ингвалл. За ним вошел Ходов.

Длинные с проседью волосы гарпунера падали на воротник суконной тужурки, застегнутой наглухо, на все пуговицы. Невысокий, прорезанный частыми морщинами лоб навис над глазами, окруженными сеткой морщин. Запущенная борода скрывала половину лица. В левом ухе поблескивала серебряная серьга.

Ингвалл чуть сутулился. Из-под лохматых бровей смотрели светлые, по-детски простодушные глаза.

— Капитан звал меня? — густым басом спросил он.

Гарпунер стоял, опустив длинные руки. Толстые, с огрубевшей кожей пальцы сжались в кулаки. На Ингвалле были высокие сапоги с отвернутыми голенищами. Рядом с гарпунером Ходов казался маленьким, тщедушным.

— Идите, Фрол Севастьяныч, — отпустил боцмана Клементьев и добавил: — Передайте Олегу Николаевичу, что я вечерком к нему зайду.

Боцман прикрыл за собой дверь. Ингвалл продолжал стоять, точно изваяние. Капитан пригласил его, указывая на свободное кресло:

— Чашку кофе?

Ингвалл молча кивнул и опустился в кресло. Капитан уже привык к молчаливому гарпунеру. Когда Клементьев набирал команду на китобоец, больше всего беспокойства у него вызывал гарпунер.

Безработных гарпунеров не было. Вернувшиеся из рейсов охотники за китами отказывались от предложений Клементьева: одни спешили уехать на отдых, других смущало, что Клементьев — русский. Среди китобоев уже давно разнесся слух о том, что русских преследуют неудачи. Слух этот не ослабевал, а все время кем-то подогревался. Клементьев уже раздумывал над тем, не попытаться ли ему самому стать гарпунером. В Совет Лиги гарпунеров он не обращался, помня рассказ Лигова с его борьбе с Советом Лиги. После приезда Ходова в Норвегию Георгий Георгиевич обратился к Олегу Николаевичу с просьбой сообщить ему, где находится его гарпунер Суслин, но след Суслина был потерян.

И вот неожиданно появился Ингвалл. Он пришел к Клементьеву однажды вечером прямо на китобоец и спросил:

— Капитан, вам нужен гарпунер?

Клементьев, с интересом рассматривая гиганта, подтвердил. Тогда Ингвалл коротко сказал:

— Я пятнадцать лет бил китов ручным гарпуном и четыре года из пушки. Я могу служить у вас.

Клементьев был удивлен и насторожен. Он знал, как все владельцы и капитаны китобойных судов буквально охотятся за гарпунерами, а тут сам гарпунер пришел на русское судно. Ингвалл, очевидно, уловил замешательство капитана и сказал:

— Пусть капитан наведет обо мне справки. Говорить, что я буду служить у вас, не надо. Я приду завтра в это же время.

Молча махнув рукой, Ингвалл неторопливо скрылся.

Клементьев терялся в догадках и не знал, как расценить визит огромного норвежца. Навести справки о нем было нетрудно. Вблизи порта находилась таверна «Голубой кит», где собирались моряки со всех судов. Здесь можно было узнать чуть ли не обо всех китобоях мира. Сюда-то и отправился Клементьев. За кружкой грога он разговорился с каким-то подвыпившим шкипером, угостил его и, как бы между прочим, спросил:

— Не знаете ли вы гарпунера Ингвалла?

Шкипер подумал, потом покачал головой и, стукнув кружкой по столу, крикнул через зал:

— Уго! Гарпунера Ингвалла знаешь?

— Лет двадцать, — донеслось из глубины зала. Шкипер сказал Клементьеву:

— Уго знает. Это хозяин таверны.

Георгий Георгиевич пробрался между столиками к стойке, за которой сидел худощавый лысый человек с лицом, покрытым глубокими морщинами. Острыми глазками он осмотрел капитана и, очевидно, приняв его за англичанина, проговорил тонким, как у женщины, голосом:

— Да, я знаю Ингвалла, сэр. Он из нашего города! Он был гарпунером.

— Был? — удивленно поднял брови Клементьев и, чтобы скрыть свое любопытство, пододвинул кружку: — Грогу!

— Да, был, — наполняя кружку, продолжал хозяин таверны. — Вот уже два года, как он в матросах.

— Что же с ним случилось? — Клементьев отпил глоток. — Гарпунер — и вдруг матросом?

— Ингвалл был хорошим гарпунером, но он нарушил закон Лиги. Да, сэр, нарушил. Он допустил к гарпунной пушке молодого китобоя, своего племянника, и теперь Ингваллу запретили пять лет бить китов. А почему мистер спрашивает об Ингвалле?

— Его старый друг просил меня передать ему долг, — солгал Клементьев.

— Ингвалл часто бывает здесь. Должен быть и сегодня. Но Клементьев не стал дожидаться прихода гарпунера. Для него было достаточно того, что он узнал. Возвратившись к себе на судно, Георгий. Георгиевич думал о том, что все складывалось как нельзя лучше. Ссора Ингвалла с Лигой гарпунеров была на руку Клементьеву. Он не будет связан ее уставом. «Однако как же Ингвалл решается вторично нарушить законы гарпунеров? — думал капитан. — Ведь Лига ему этого не простит». Об этом он сказал на следующий день явившемуся Ингваллу. Норвежец выслушал его, помолчал, потом ответил:

— Капитан с Лигой дела иметь не будет!

Так Ингвалл оказался на русском китобойце, и вот сейчас он сидел против капитана, держа грубыми пальцами маленькую, тонкого фарфора чашку с кофе, и слушал Клементьева.

Капитан говорил:

— Я, господин Ингвалл, не делаю секрета из своего предприятия и откровенно отвечаю на все вопросы, связанные с промыслом, которые мне задают, но я против того, чтобы за меня это делали члены моего экипажа.

— Я согласен с вами, капитан, — наклонил свою большую голову Ингвалл.

— Почему же в Шанхае вы беседовали с репортером? — Голос Клементьева звучал требовательно и строго.

Ингвалл посмотрел в глаза Клементьеву:

— Я не говорил в Шанхае с репортером, капитан!

— Здесь ваше имя. — Клементьев показал гарпунеру газету.

— Я ни с кем в Шанхае не говорил о нашем судне, — спокойно сказал Ингвалл. Светлые глаза гарпунера смотрели прямо, честно. «Он не лжет», — решил Клементьев и вспомнил, что гарпунер действительно не покидал судна в Шанхае, а репортеров принимал он сам. В беседе с ними Клементьев не упоминал о некоторых особенностях своего китобойца. От кого же о них узнал автор статьи в «Сан- Франциско пост»? «Кто-то очень интересуется моим судном, — думал Клементьев, отпивая кофе. — Для чего? Надо быть осмотрительным».

— Через несколько дней выйдем на охоту, — переменил тему разговора Клементьев.