глядя мрачными глазами на Стравинского, – сказал заранее, что Аннушка разлила постное мас ло… а он и поскользнулся как раз на этом месте через час. Как вам это понравится? – многозначительно спросил Иван и прищурился на Стравинского.

Он ожидал большого эффекта, но его не последовало, и Стравин ский при полном молчании врачей задал следующий вопрос:

– А кто же эта Аннушка?

Этот вопрос расстроил Ивана, лицо его передернуло.

– Аннушка здесь не важна, – проговорил Иван, нервничая, – черт ее знает, кто она такая. Просто дура какая-то с Садовой. А важ но то, что он заранее знал о постном масле… Вы меня понимаете?

– Отлично понимаю, – серьезно сказал Стравинский и коснулся колена Ивана, – продолжайте.

– Продолжаю, – сказал Иван, стараясь попасть в тон Стравин скому и зная уже по горькому опыту, что только спокойствие помо жет ему, – этот страшный тип отнюдь не профессор и не консуль тант, а убийца и таинственный субъект, а может, и черт его знает кто еще, обладает какой-то необыкновенной силой… Например, за ним погонишься, а догнать его нет возможности! Да он лично был на бал коне у Пилата! Ведь это что же такое? А? Его надо немедленно арес товать, иначе он натворит неописуемых бед.

– И вы хотите добиться, чтобы его арестовали? Я правильно вас понял? – спросил Стравинский.

«Он умен! – подумал Иван. – Среди интеллигентов попадаются на редкость умные!»

– Как же этого не добиваться – согласитесь сами! – воскликнул Иван. – А меня силою задержали здесь, тычут мне в глаза лампы, в ванне купают! Я прошу выпустить меня немедленно!

– Ну что же, славно, славно, – покорно согласился Стравин ский, – я вас не держу. Какой же смысл задерживать вас в больнице, если вы здоровы? И я немедленно выпишу вас отсюда, если только вы мне скажете, что вы нормальны. Не докажете, а только скажете. Итак, вы нормальны?

Тут наступила полнейшая тишина, и толстая женщина, ухаживав шая за Иваном утром, благоговейно посмотрела на профессора, а Иван еще раз растерянно подумал: «Положительно – умен!»

Прежде чем ответить, он, однако, очень подумал и наконец ска зал:

– Я - нормален.

– Ну вот и славно! – с облегчением воскликнул Стравинский. – Ну, а если так, то будем рассуждать логически. Возьмем ваш вчераш ний день… – Тут Стравинский обернулся, и ему немедленно подали Иванов лист. – В поисках неизвестного человека, который отреко мендовался вам как знакомый Понтия Пилата, вы вчера произвели следующие действия… – Стравинский стал загибать длинные паль цы, поглядывая в исписанный лист, – прикололи себе к коже груди английской булавкой иконку. Было?

– Было…

– Упали с забора, лицо разбили. Явились в ресторан со свечкой в руке, в одном белье и в ресторане подрались. Попав сюда, вы зво нили в милицию и просили прислать пулеметы… Затем сделали попытку выброситься в окно и ударили санитара. Спрашивается: возможно ли, действуя таким образом, кого-либо поймать или арес товать? Вы человек нормальный? Так вы сами ответите: никоим об разом. Вы желаете уйти отсюда? Пожалуйста. Только позвольте вас спросить, куда вы направитесь отсюда?

– В милицию, конечно, – ответил Иван.

– Непосредственно отсюда?

–  Непосредственно, – ответил Иван твердо, но все-таки теряясь под взглядом Стравинского.

– А на квартиру к себе не заедете? – вдруг спросил Стравинский.

– Некогда мне заезжать! Пока я буду разъезжать по квартирам, он улизнет.

– Так! Что же вы скажете в милиции в первую голову, так сказать?

– Про Понтия Пилата, – ответил Иван, и в глазах его появился сумрачный огонь.

– Ну вот и славно! – воскликнул покоренный Стравинский и, об ратившись к тому, что был с бородкой и стоял у самого его плеча, приказал:

– Иван Петрович, выпишите, пожалуйста, гражданина Понырева в город. Эту комнату прошу не занимать, постельное белье не ме нять. Через два часа гражданин Понырев опять будет здесь. Ну что ж, мне остается только пожелать вам успеха, хоть, признаюсь, в этот успех я нисколько не верю. До свидания!

С этими словами Стравинский поднялся, свита зашевелилась.

– На каком основании я опять буду здесь? – тревожно спросил Иван.

Стравинский немедленно уселся опять.

– На том основании, – сказал он, – что как только вы явитесь в кальсонах в милицию, скажете, что вы вчера виделись с челове ком, который был знаком с Понтием Пилатом, как тотчас же вас привезут туда, откуда вы уехали, то есть в эту комнату.

– При чем здесь кальсоны? – спросил, смятенно оглядываясь, Иван.

– Главным образом Понтий Пилат. Но и кальсоны также. Ведь на вас казенное белье, мы его снимем и выдадим вам ваше одеяние. А вы доставлены были в рубашке и кальсонах, а домой вы не собира лись заехать, хоть я вам и намекнул на это. Далее последует Пилат… и дело готово!

Тут что-то странное случилось с Иваном. Его воля вдруг пропала. Он почувствовал, что слаб и нуждается в совете.

– Так что же делать? – спросил он робко.

– Ну вот и славно! – отозвался Стравинский. – Это резоннейший вопрос. Поймите, что вас кто-то вчера сильно напугал и рас строил. Зачем вам, спрашивается, изнервничавшемуся, издерганно му вконец человеку, бегать по городу, рассказывая про Понтия Пила та? Вас, конечно, все примут за сумасшедшего, не могут не принять. Для вас в покое сейчас спасение. Останьтесь здесь и прежде всего от дохните…

– Его надо поймать! – уже моляще сказал Иван.

– Хорошо-с. Самому бегать-то зачем? Изложите на бумаге все ва ши обвинения и подозрения против этого человека. Ничего нет проще, как переслать этот документ куда следует, и если мы имеем дело с преступлением, как вы говорите, все это разъяснится, и очень быстро, уверяю вас. Но только прошу вас, не напрягайте головы и меньше думайте о Понтий Пилате. Я не спорю с вами, но все-таки напоминаю вам, что рассказы бывают и сомнительные… Мало ли че го может кто рассказать про Понтия Пилата. Не всему же можно ве рить.

– Понял, – твердо сказал Иван, – остаюсь, но прошу выдать мне бумагу, чернила и Евангелие.

– А зачем Евангелие?

– Хочу проверить, правду ли он говорил.

– Ну что ж, – Стравинский обратился к толстой женщине, – вы дайте Евангелие.

– Евангелия нету у нас в библиотеке, – сконфуженно ответила та.

– Напрасно нет, – сказал Стравинский. – Видите, понадобилось. Купите у букинистов.

– Слушаю, – ответила женщина.

– Оно и к лучшему, впрочем, что сейчас нет, – обратился Стра винский к Ивану, – вам сегодня читать нельзя. Пока будут искать, вы успокоитесь и тогда можете навести справку о том, что вас интересу ет. Писать сегодня я вам тоже не советую…

– Нет, нет, сегодня же нужно написать! – воскликнул Иван и встревожился.

– Хорошо-с. Не настаиваю. Прошу только об одном – не напря гайте мозг. Не выйдет сегодня, выйдет завтра.

– Он уйдет, – жалобно воскликнул Иван.

– О нет, – уверенно сказал Стравинский, – он никуда не уйдет, ручаюсь вам за это. И помните, вам здесь помогут всемерно, а без этой помощи у вас ничего не выйдет! Вы меня слышите? – вдруг мно гозначительно сказал Стравинский и, взяв руки Ивана в свои руки, несколько секунд смотрел ему в глаза в упор.

– Да, – чуть слышно сказал Иван.

– Ну вот и славно, – воскликнул Стравинский, – выдать бумагу и коротенький карандаш, – приказал он женщине. – Все так, – ска зал он бородатому, указывая на лист Ивана. – До свидания, – обра тился он к Ивану, – если станет скучно, печально или что-нибудь встревожит, позвоните. К вам придет врач, и поможет, и все устро ит, и все объяснит. До свидания.

И через несколько мгновений перед Иваном не было Стравин ского и его свиты.

За сеткой в окне был бор, сверкала под солнцем река.

Никанор Иванович Босой, председатель жилищного товарищества в том самом доме, где проживал покойный Мирцев, находился в боль ших хлопотах, начиная с предыдущей полуночи, когда ему вместе с комиссией пришлось производить осмотр комнат покойного.

Комиссия эта, как и рассказывала Груня, опечатала и увезла с со бою рукописи покойного, насчет жилплощади покойника объявила, что она переходит в распоряжение жилтоварищества, а насчет ве щей, лично принадлежащих покойному, что они подлежат сохране нию на месте, впредь до обнаружения наследников, буде такие явят ся. Вследствие этого Никанор Иванович тут же запечатал печатью товарищества книжный шкаф, шкаф, где было белье покойного и осеннее его пальто и два костюма.

Слух о гибели Мирцева распространился мгновенно по всему до му, и с семи часов утра к Босому начали звонить по телефону, а потом и приходить на квартиру с заявлениями. В течение двух часов Никанору Ивановичу подали тридцать девять заявлений лица, претенду ющие на площадь убитого.

В заявлениях этих заключались и мольбы, и угрозы, и кляузы, и доносы, обещания произвести ремонт на свой счет, указания на тесноту, на невозможность жить в одной квартире с бандитами, обе щания покончить жизнь самоубийством, замечательные по художе ственной силе описания безобразий, творящихся в некоторых квар тирах, и признания в беременностях.

К Никанору Ивановичу звонили в квартиру, вызывали его в пе реднюю, требовали выслушать или униженно просили, грозились пожаловаться, хватали за рукава, шептали что-то и подмигивали, обещали не остаться в долгу.

Мука эта продолжалась до начала первого дня, когда Никанор

Иванович просто сбежал из своей квартиры в правление, но когда увидел, что и там его уже подкарауливали, ушел и оттуда. Отбившись кое-как от тех, что шли за ним по пятам через двор, Никанор Ивано вич скрылся в шестом