черную ткань, он ви дел в Охотном ряду золотые шлемы, густейшую толпу. До него донес лись крики. Он пролетел следом за Маргаритой на высоте двенадца того этажа и, глянув в открытое окно, успел увидеть странную сцену.

Человек в белой куртке и штанах с искаженным от долгой затаен ной злобы [лицом] стоял на голубом ковре перед каким-то граждани ном в сиреневом пиджаке. Что-то кричал сиреневый человек, доби ваясь чего-то от белого, но белый, бледнея от злобы, поднял

На темный балкон во втором этаже выбежал мальчишка лет шести. Окна квартиры, которой принадлежал балкон, осветились подозри тельно. Мальчишка с белым лицом устремился прямо к решетке бал кона, глянул вниз, и ужас выразился на его лице. Он пробежал к дру гой стороне балкона, примерился там, убедился, что высота такая же. Тогда лицо его исказилось судорогой, он устремился назад к бал конной двери, открыл ее, но ему в лицо ударил дым. Мальчишка про ворно закрыл ее, вернулся на балкон, тоскливо посмотрел на небо, тоскливо оглядел двор, потом уселся на маленькой скамеечке посре дине балкона и стал глядеть на решетку.

Лицо его приобрело недетское выражение, осунулось. Он изум ленно шевелил бровями, что-то шептал, соображал. Один раз тре вожно оглянулся, глаза вспыхнули. Он искал водосточную трубу. Убе дившись в том, что труба слишком далеко, он успокоился на своей скамейке, голову втянул в плечи и горько стал качать ею. Дым полз струйкой из-под балконной двери.

Поэт властно дернул за пояс Азазелло, но предпринять шаги не ус пел. Сверху поэта накрыла мелькнувшая тень, и Маргарита шарахнула мимо него на балкон. Поэт спустился пониже, и послушный Азазелло повис неподвижно. Маргарита опустилась и сказала мальчишке:

– Держись за метлу, только крепко. – Мальчишка вцепился в мет лу изо всех сил обеими руками и повеселел. Маргарита подхватила его под мышки, и оба спустились на землю.

– Ты почему же сидел на балконе один? – спросила Маргарита.

– Я думал, что все равно сгорю, – стыдливо улыбаясь, ответил мальчишка.

– А почему ты не прыгнул?

– Ногу можно сломать.

Маргарита схватила мальчишку за руку, и они побежали к соседне му домишке. Маргарита грохнула метлой в дверь. Тотчас выбежали люди, какая-то простоволосая в кофте. Мальчишка что-то горячо объяснял. Завопила простоволосая.

Маргарита поднялась, и, медленно поднимаясь за нею, поэт ска зал, разводя руками:

– Но дети? Позвольте! Дети!..

Усмешка исказила лицо Азазелло.

– Я уж давно жду этого восклицания, мастер.

– Вы ошеломили меня! Я схожу с ума, – захрипел поэт, чувствуя, что не может больше выносить дыму, выдыхая горький воздух.

Он пришел в странное беспокойство и вдруг вскричал:

– Грозу, грозу! Грозу!

Азазелло склонился к нему и шепнул с насмешкой в дьявольских глазах:

– Она идет, вот она, не волнуйте себя, мастер. Резкий ветер в тот же миг ударил в лицо поэту. Он поднял глаза, увидел Маргариту со вздыбленными волосами, услышал ее крик: «Гроза!»

Стало темно. Туча в три цвета поднялась с неестественной бы стротой. Впереди бежали клубы белого, обгоняя друг друга, по том ползло широкое черное и закрыло полмира, а потом мутножелтое, которое, холодя сердце, неуклонно поднималось из-за крыш.

Еще раз дунуло в лицо, взвилась пыль в переулке, сверху вниз ки нулась какая-то встревоженная птица, – и тотчас наползавшее чер ное раскроилось пополам. Сверкнул огонь. Потом ударило. Еще раз донесся вопль Маргариты:

– Гроза! – и сверху хлынула вода.

Поэт успел увидеть, как по переулку пробежали какие-то женщи ны, упали на колени, стали креститься и простирать руки к небу.

Был вечер. Солнце падало за Москву-реку. На небе не было и следов грозы. Громадная радуга стояла над Москвой и, одним концом погру зившись в Москву-реку, пила из нее воду.

Над Москвой ходил и расплывался дым, но нигде уже не было вид но огня.

Нетерпеливые черные кони копытами взрывали землю на холме.

Когда совсем завечерело, Бегемот, стоящий у обрыва, приложил лапу ко лбу, всмотрелся и доложил Воланду:

– Будь я проклят, мессир, если это не они!

В воздухе над Москвой-рекой мелькнула черная точка, увеличи лась, превратилась в черный лоскут, рядом с ним сверкнуло голое тело, и через мгновение Азазелло со спутниками спустился на холм.

Поэт в лохмотьях рубашки, с лицом, выпачканным в саже, над ко торым волосы его казались совсем светлыми, как солома, взял за ру ку подругу и предстал перед Воландом.

Тот с высоты своего роста глянул на прибывших и усмехнулся.

– Я рад вас видеть, друзья мои, – заговорил он, – и я полагаю, что вы не откажетесь стать моими гостями.

Поэт молчал, глядя на Воланда, молчала и Маргарита.

– Что ж, в путь без дальних разговоров, – добавил Воланд, – пора.

Коровьев галантно подлетел к Маргарите, подхватил ее и водру зил на широкую спину лошади. Та шарахнулась, но Маргарита вцепи лась в гриву и, оскалив зубы, засмеялась.

– Гоп! – заорал Бегемот и, перекувыркнувшись, вскочил на коня.

Остальные еще не успели сесть, как Азазелло обратился к Воланду:

– Извольте полюбоваться, сир, – засипел он с негодованием, ука зывая корявым пальцем вниз на реку.

Три серые, широкие к корме, лодки, сидя на корме, задрав носы кверху, как бритвой разрезая воду, разводя после себя буйную волну с пеной, гудя, пронеслись против течения и, разом смолкнув, при стали к берегу.

Из всех трех лодок высыпались на берег вооруженные люди и по команде «бегом!» бросились штурмовать холм. Лица их были, как ли ца странных чудовищ, с огромными глазищами серого безжизненно го цвета и с хвостом вместо носа.

– Э… да они в масках, – проворчал Азазелло.

Прибытие людей более всего почему-то расстроило Бегемота. Бия себя лапами в грудь, он разорался насчет того, что это ему надо ело, что он даже на лошадь не может сесть спокойно и что все эти ма ски ни к чему, что он раздражен!

Тем временем люди из первой шеренги из каких-то коротень ких, но зловещих ружей дали сухой залп по холму, отчего лошади, приложив уши, шарахнулись, и Маргарита еле усидела, а вороны, игравшие в голой роще перед сном, вдруг камнем стали падать на землю. Тут же густое ворчание и всхлипывание послышалось высо ко в воздухе, и первый аэроплан с чудовищной скоростью, снижа ясь, бесстрашно пошел к холму. За ним сверкнул, потух, опять сверкнул и приблизился второй, а далее над Москвой запело и заур чало целое звено.

– Этого я видеть равнодушно не могу! – воскликнул Бегемот и, проорав на коней: «Балуй!» – обратился к Воланду: – Дозвольте, ва ше сиятельство, свистнуть.

– Ты испугаешь даму, – сухо усмехнувшись, ответил Воланд.

– Ах, нет, умоляю! Свистни! Свистни! – попросила Маргарита.

Лицо поэта пожелтело, и он задергал щекой, глядя на приближав шихся и враждебных людей.

В то же мгновение Бегемот сунул пальцы в рот и свистнул так, что вся округа зазвенела, в роще посыпались сучья, из Москвы-реки плеснуло на берег, швырнув лодки в разные стороны.

Но бесстрашные маскированные продолжали свой стремитель ный бег вверх и дали второй залп.

– Это свистнуто, – ядовито сказал Коровьев, глядя на Бегемо та, – свистнуто, не спорю, но ежели говорить откровенно, свистну то неважно!..

– Я не музыкант, – обиженно отозвался Бегемот и подмигнул Маргарите.

– А вот дозвольте, я попробую, – тоненько попросил Коровьев и, не дождавшись ответа, вдруг вытянулся вверх, как резинка, стал в полтора раза выше, потом завился, как винт, всунул пальцы в рот и, раскрутившись, свистнул.

Свиста Маргарита не слыхала, но она его видела. У нее позелене ло в глазах, и лошадь под ней села на задние ноги. Она видела, как с корнем вывернуло деревья в роще и швырнуло вверх, затем берег впереди наступавших треснул червивой трещиной, и пласт земли рухнул в Москву-реку, поглотив наступавшие шеренги и бронирован ные лодки. Вода взметнулась вверх саженей на десять, а когда она упала, железный мост по левой руке беззвучно прогнулся в середине и беспомощно обвис. Без всякого звука рухнула крайняя башня Деви чьего монастыря вдали.

– Не в ударе я сегодня, – сказал Коровьев, рассматривая свои пальцы.

– Свиньи! – воскликнул Воланд снисходительно и сел на коня.

За ним то же сделали остальные, а Азазелло поднял вздрагиваю щего поэта на коня…

И кони тут же снялись и скачками понеслись вверх по обрывам.

Последнее, что видела Маргарита, это звено аэропланов, кото рое оказалось над головами, и настолько невысоко, что в переднем она ясно разглядела маленькую голову в шлеме.

Тут же что-то мелькнуло в воздухе, и близко в роще ударил вверх огонь, и грохнуло так, что оборвалось от страха сердце.

Кони были уже на верхней площадке. Второй аэроплан бросил бомбу поближе, в клочья разметав деревья и землю.

– Нам намекают, что мы лишние, – вскричал Коровьев и, при гнувшись к шее жеребца, прокричал тоненько:

– Любезные… гробят!

В то же мгновение воздух засвистал в ушах Маргариты, исчезла Москва со своим дымом и Воробьевы горы – навсегда.

21/IХ.34 г. и далее Кони рвались вперед, а навстречу им летели сумерки. Полет принес упоение и Маргарите, и поэту. Кони спускались к земле, били с си лой ногами, отталкивались и долго неслись на высоте сосен. Высшее наслаждение было именно в приближении к земле, в ударе об нее и последующем подъеме.

Воланд скакал впереди, и любовники видели, как черный его плащ летел над черной лошадью.

Землю покрывали сумерки, и под летящими появлялись пе чально поблескивающие озерца и пропадали.