Прошли по верху через тоннель, поднялись по затяжному подъему к Минутке. Еще несколько минут, подъем по лестнице на четвертый этаж, обитая дерматином дверь. Легко повернулись смазанные петли, дверь открылась и закрылась вновь, оставляя их одних во всей вселенной.

Не снимая пальто, Ира прильнула к Борису, и он чуть не задохнулся от нетерпеливых, требовательных поцелуев. Пальто полетело прямо на пол, туда же спланировал и его плащ. Ира, дрожа, потянула Бориса вниз, расстегнула рубашку. Губы не отрывались от губ, ставшие мгновенно горячими руки блуждали по телу.

— Боря! — прошептала Ира. — Я соскучилась! Как мне тебя не хватало… Быстрей! Ты что?

— Ира, а как же.… А вдруг опять?

— Что опять, ты о чем? А, ты боишься, что я снова.… Не бойся, глупый, сейчас это невозможно!

— А вдруг?

— Никаких «вдруг»! Боря, ну что ты? Ты мне не веришь?

— Верю, но… Ира!

Они все же дошли до дивана, но расстелить простыни уже не хватило сил. Время остановилось, свернувшись в жгучий клубок, страсть сменялась нежностью, нежность страстью. Истосковавшиеся тела не знали усталости, кожа стала чувствительной, как обнаженный нерв, душа переплелась с душой.

Из-за туч вынырнуло солнце и в квартиру влетел солнечный зайчик. Проскакал по потолку, прошелся по стене, мельком скользнул по Борису и устроился у Иры на груди. Ветер шевелил ветки деревьев, и зайчик прыгал — с одной груди на другую, с одной на другую. Борис открыл глаза, увидел скачущий комочек света, улыбнулся. Накрыл зайчик рукой — тот тут же остановился — тихо засмеялся.

— Что? — спросила Ира, открывая почти синие, светящиеся счастьем, глаза.

— Зайчик! — сказал Борис. Она глянула и улыбнулась. — Красиво… Ирочка, любимая, ты уверена, что ничего не будет?

— Боря! — расслабленно засмеялась Ира. — Какой же ты!.. Сколько тебе говорить, что, пока кормлю грудью, ничего не будет! А потом… потом я приму меры и бояться не надо будет.

— А я читал, что вроде.… Какие меры?

— Тогда узнаешь, — ласково провела рукой ему по груди, животу, опустила ниже.

Терпкая судорога тут же выбила из головы все вопросы, и мир качнулся, зажигая бесчисленные звезды.

— О, ты уже отдохнул! — прошептала Ира. — Еще? Как ты хочешь?

— Ира, ну куда вы пойдете, оставайтесь!

Светлана искренне не понимала, как можно добровольно идти в центр. Туда, где падают бомбы, откуда приходят такие тревожные и противоречивые слухи. Туда, где, бросая вызов властителям страны, нагло развевается зеленый с бело-красными полосками флаг. Это же самоубийство.

Но они уже решили.

Хорошо, конечно, сидеть в уютной квартире на первом этаже. Замечательно играть в лото, не обращая внимания на бомбежки. Но не будешь же сидеть здесь вечно. Неизвестно, что будет завтра, в какое «лото» придется играть. Да и трое едоков не такое уж счастье, не хватало еще считать, кто и сколько съел — не такие сейчас времена. А там родители, им тоже трудно. Так же трудно не знать, что с ними, живы ли. И вообще, там бомбоубежище — все будет хорошо!

Пакет с вещами Ира решила оставить, хотя было жалко. Ничего, без кофточек и ночной рубашки как-нибудь можно обойтись — у родителей тоже вещей полно. А пакет потом можно и забрать, или Света Танюшке отдаст. Потом. Когда все будет хорошо.

— Слушайте, а вы не боитесь так идти? Попросите Аланбека, пусть отвезет.

— Аланбек с температурой лежит, простыл, — сказал Борис. — Неудобно.

— Ох, Боря! — Света понять этого не могла. — Вечно у тебя все неудобно! Ты не о других, о себе бы побольше думал. Ира, хоть ты скажи!

— Света…

— И ты тоже? Ненормальные! А ты не боишься, что твоего Бореньку окопы рыть загребут?

— Какие еще окопы? — засмеялся Борис.

— Глубокие! — взвилась Светлана. — И нечего ржать — так люди говорят! Может, и врут, а может.… Слушай, Ира, а давай ему руку перевяжем? Как будто ранен? На всякий случай!

Борису идея понравилась. Он немного поспорил, но так — для сохранения лица. Левая рука удобно легла на перевязь из куска черной материи, и Борис почувствовал себя героем приключенческого романа. Еще бы глаз перевязать!

— Присядем на дорожку.

— До свидания!

— Прощайте!

Через десять минут, миновав проходные дворы, небольшой стихийный базарчик и помойку около аптеки, на улицу Тухачевского вышли три человека. Высокий худощавый мужчина в сером плаще и натянутой на самые брови вязаной шапке смотрел только перед собой. Короткая черная бородка и рука на перевязи делали его похожим то ли на пирата, то ли на абрека, то ли просто на бомжа. Определить его национальность даже наметанному взгляду грозненца было трудно. Рядом шла стройная женщина в теплом пальто. Черные как смоль волосы скрывал такой же черный шарф, в серо-голубых глазах застыло странное выражение. Настороженность? Испуг? Вызов? Семенивший рядом мальчик в синей куртке смотрел вокруг с любопытством и никакого испуга не испытывал.

На плече у мужчины висела большая серая сумка, такую же сумку несла женщина. За спиной мальчика сверкал школьный рюкзак.

Борис, Ирина и Славик двигались в центр.

Ночью заметно потеплело, утром прошел дождь, и от вчерашней зимней сказки не осталось и следа. Мокрый ноздреватый снег сохранился лишь кое-где под деревьями, тротуары и дороги покрывали мутные лужи и черная грозненская грязь. Воробьев, голубей и грачей стало гораздо меньше. Людей, как ни странно, — больше.

Толкались на базаре, несли куда-то сумки, просто стояли без видимой цели. Но большинство тащило воду. Воду несли женщины и мужчины, чеченцы и русские, старые и молодые. Несли в ведрах, в канистрах, несли, кто в чем мог; у пожарного гидранта собралась небольшая очередь.

Вода была чистая, воды было много, и Борис с некоторой досадой вспомнил о канистре в сумке.

Закончился первый микрорайон, людей стало заметно меньше. Справа начинался частный сектор, слева, за бульваром Дудаева, застыли дома второго микрорайона. Славик увидел это название прошлым летом и очень удивился.

— Пап—мам, смотрите! — воскликнул он, показывая на табличку пальцем. — Вот дураки!

— Славик, не показывай пальцем! — машинально сказала Ирина. — Что там тебе не нравится?

— Ну как же, мама! Смотри, написано: «бульвар Султана Дудаева». Они что, дураки? Не знают, как Дудаева зовут? Вот он им даст!

Узнав, что бульвар назван так давно и вовсе не в честь президента Ичкерии, Славик немного расстроился: он уже представлял, как расскажет в школе о глупых художниках, не знающих, как зовут их президента.

Начал срываться мелкий дождь, и это было хорошо. Похоже, сама природа решила помочь самоубийцам.

Избегая открытых пространств трое прошли вдоль частного сектора по узкой и разбитой улице Лагерной и свернули на 1-ю Садовую.

Они ходили этим маршрутом за последние год-полтора много раз. Иногда просто не выдерживали ждать все более редкие троллейбусы, иногда не хотелось лезть в переполненный автобус. Когда-то Борис