собственные, а клюшку выбрали, учитывая ее рост. Оказалось, что ей удобнее держать верхний конец клюшки левой рукой (у хоккеистов это называется «правый хват»). Так держали клюшку Вячеслав Старшинов, Владимир Петров, а из нынешних — Александр Овечкин.
Услышав фамилию, мой приятель подошел к огромной стойке с клюшками, покопался в ней и выбрал «оружие». На клюшке была выштампованная надпись Ovechkin. Сегодня купить точно такую же клюшку, как у лучших игроков мира, не проблема. Фирмы-изготовители делают на этом хороший бизнес. Кстати, в действительности клюшки абсолютно идентичны тем, которыми играют «великие». Для их производства просто меняется компьютерная программа — и все.
Ради рекламы можно даже и пива налить…
Вместе с моими друзьями Володей Лелюхом — мастером спорта международного класса по фигурному катанию и Алексеем Стрелковым, в прошлом хоккеистом и тренером Хоккейного клуба МГУ, мы вывели Корнелию на лед. Каталась она без особых огрехов, но Володе пришлось с ней поработать над поворотами, разворотами и торможением. А Алексей Стрелков довольно быстро обучил Корнелию азам бросков и передач. Самое интересное — уже через полчаса она могла оторвать шайбу ото льда! В таком возрасте у многих мужчин на это могут уйти недели ежедневных тренировок. Вскоре Алексей (то ли в в шутку, то ли всерьез) заметил: «Знаешь, милая, пришла бы ты в хоккей лет десять назад, уже была бы лидером женской сборной России!»
Пообщавшись с Корнелией несколько месяцев, я, как мне кажется, понял секрет ее универсальности. Здесь мало одного прилежания, труда и упорства, хотя всего этого у нее хватает. Она на самом деле очень талантливый, прекрасно обучаемый и не боящийся ничего нового человек. Мне, к примеру, кажется, что она могла бы преуспеть во многих видах спорта, но выбрала шоу-бизнес и художественное творчество. Кстати, рисует она действительно здорово — в стиле импрессионизма. Я думаю, что если она подарит мне одну из своих картин, то мои будущие внуки, продав ее, смогут стать очень богатыми людьми. Но главным вопросом у нас все же было похудение. И мы уселись с Корнелией в ресторане Rosie O'Gradis на проспекте Мира, заказали диетическую еду (я — овощи гриль и грейпфрутовый сок, а она — салат из рукколы с креветками и холодную минералку) и заговорили о старых и новых временах. Опуская свои вопросы, я привожу здесь рассказ Корнелии в том виде, в котором записал его летом 2010 года…
Корнелия, я и Ленин. Лето 2010 года
«Мои родители познакомились в Астрахани во время учебы в институте под странным названием Рыбтуз (сейчас это Астраханский государственный технический университет), который специализировался на выпуске ихтиологов. Мама у меня была девушкой не из самых стеснительных и все время подначивала моего будущего папу. Увидев его, кричала: «Данато, Данато, иди-ка сюда!» А он очень боялся ее, стеснялся и убегал. Мама по национальности татарка-ногайка, а это народ очень упрямый. Если уж что-то задумает, то выполнит обязательно. Надеюсь, и мне передались некоторые ее черты и качества. Так вот, она поставила себе задачу познакомиться с этим стеснительным чернокожим гражданином. А папа всю жизнь жил в Португалии, и кровь у него смешанная: отец из Гвинеи-Бисау — бывшей португальской колонии, а мать — испанка. Вот во мне сколько экзотических кровей присутствует!
В конце концов, родители мои познакомились, полюбили друг друга и решили пожениться. Потом в апреле 1986 года на свет появилась я. Мама родила меня относительно поздно. Я думаю, что это и хорошо. Потому что я была желанным ребенком. Не было такого, что «по залету», извините, пришлось. Наоборот, меня очень хотели, долго ждали и мама, и бабушка.
Учеба в вузе подошла к концу, и вопрос встал ребром: отец должен был возвращаться в Португалию, чтобы работать на фирме, которая его посылала (собственно, для этого он и учился), а мама никак не хотела ехать с ним, боясь оставить бабушку одну. В общем, обычная жизненная ситуация. Папа на Западе, мама в СССР.
Мама и бабушка любили меня безумно, и делали все, чтобы уж в чем-чем, а в питании я никакого недостатка не испытывала. Мало того, что я грудь сосала до трех лет (что, в общем-то, и не очень плохо), но бабушка приспособилась наливать в бутылку с соской жирный протертый суп и поить меня. Мой дядя, увидев, как меня закармливают, однажды возмутился: «Что же вы делаете с ребенком?!» Но женщины быстро объяснили ему, что кормить детей — дело не мужское. Если я почему-то не хотела есть, собирался небольшой семейный совет из двух человек, который выносил не подлежащее обжалованию постановление: «Кормить!» И меня кормили так, как это могут делать только любящие близкие люди. А о последствиях тогда никто не задумывался. Видимо, насмотрелись они документальных фильмов про голод в Эфиопии и Сомали, про чернокожих детишек с огромными головами и животами и ручками-спичками. И вот эта доброта и жалость вылились для меня в пищевой рай.
Понятное дело, что худышкой в такой обстановке я вырасти просто не могла. Да еще в шесть лет у меня обнаружились проблемы с щитовидной железой, и пришлось лечь в больницу, на курс гормонального лечения. За месяц я там поправилась на пятнадцать килограммов. Тогда мама с бабушкой устроили небольшой заговор и тайком выкрали меня из больницы. Я, правда, не закончив курс лечения, набрала еще килограммов двадцать, и стала таким бочкообразным существом. Но физических сил, выносливости и общего здоровья у меня было, да и сейчас есть — предостаточно. В десять лет я весила восемьдесят килограммов. В дополнение ко всему, я, как все мулаты, еще и росла очень быстро. И когда у всех моих одноклассников рост был метр двадцать — метр тридцать, мой превышал полтора метра, хотя возраст был один — совсем не как в известном анекдоте: «Новый русский расспрашивает сына о его успехах в школе. Тот ему: «Мне пятерку по чтению поставили! Это потому, что я сын нового русского?» Папа отвечает: «Да, сынок». «А пятерку по арифметике тоже поэтому?» Папа: «Да, сынок». Сын: «А вот когда мы перед уроком физкультуры переодевались, все увидели, что у меня мужские достоинства больше, чем у всех. Это потому, что я сын нового русского?» Папа устало: «Идиот! Это потому, что ты учишься в третьем классе, и всем там по десять лет, а тебе — шестнадцать!» Все мои ровесники казались мне мелкими. Ну и дразнили меня, конечно, по-разному. Знаешь ведь, когда в школе ребенок носит очки, его дразнят «очкариком», когда он даже немного больше других, то «толстяком», когда у него другой цвет кожи, тоже находят обидные прозвища. А у меня было несколько таких раздражителей сразу. Очень непросто быть единственной негритянкой в городе, да еще девушкой крупных размеров. Это сейчас я понимаю, что дети обижают кого-то от неосознанной жестокости и непонимания того, что люди бывают иными, чем они. И не знают, что где-то в гвинейской глубинке они тоже бы выглядели экзотическими существами. Но в то время мне было и горько, и обидно. Правда, физическая сила давала мне возможность приложить любого, но я все-таки девочка, и такой путь решения проблемных вопросов был у меня не главным. Поэтому школу я ненавидела и, закончив учебу, кричала: «Ура! Навоевались!» Даже в одиннадцатый класс не пошла по этой причине. Со временем для меня главным стало не намерение отомстить своим обидчикам, а желание, несмотря ни на что, стать лучшей. Правда, в чем — я тогда еще не определилась. Но очень хотела, стремилась к лидерству.
Певица на фестивале «Русская волна», июль 2010 г.
В том, что касалось творчества, путь для меня был открыт. Начинала я как художница. В четырнадцать лет поступила в художественную школу и, пройдя за год все классы, была принята в художественное училище. Вот там никого не волновали ни мои размеры, ни мой цвет кожи. Главное было
