Трофим вздохнул.

– Думаешь, там лучше будет?

– Я не ищу «лучше» Я хочу как все. На равных. Теперь нас и здесь не бьют, но мне надоело быть за это благодарным.

– А звать тебя как будут?

– Ещё не знаю. Марта станет Мириам. Ты мог бы зваться Тамир. Тевье. Тевель. Или, допустим, Товия. За каждым еврейским именем древняя история. Но у меня есть и своя, пусть маленькая. Не хочу её терять. Ищу созвучие. Между прочим, первого христианского императора звали Константином. А его столицей был Константинополь. Но я тут ни при чём.

«Товия» было похоже на женщину. «Тамир» нравилось больше, но непривычно. Привычно Трофим.

– Другую историю ты найдёшь. А других поэтов? С Пушкиным как?

– Редьку с мёдом! – вдруг обозлился Костя. – Я ищу редьку с мёдом, еврейское национальное блюдо! Я всю жизнь мечтаю попробовать редьку с мёдом и не могу! На чужих землях евреи её не готовят. Поеду на свою. Найду, наконец, редьку с мёдом!

– По-твоему и здесь многие в Бога верят. Их дело. Но там, говорят… обязательно верить надо? Так полагается? Всем?

– А ты разве не веришь в Бога? – Костя даже руками всплеснул от удивления.

– Нету ж его…

Прищурился:

– Точно знаешь?

– Да брось…

Указал вверх пальцем:

– Вдруг есть? На самом верху. Один для всех, но свой для каждого? Для меня добрый Господь, мудрец и родитель. Другому нужен Бог вроде сержанта в отделении, такому он и молится. Тебе вот, Бог-учитель не помешал бы. Для начальной школы. И всё это Он.

– Как это для всех и... для каждого? Не понимаю.

– А ты хотел понять Бога? Даже без веры?!

Трофим вздохнул. Известно же, нету его.

– Ладно, – сказал Костя, – нет, есть, нет, есть. Надо верить, не надо верить. Кому надо? Богу? Он это тебе лично сообщил? Может, Он неверующих больше любит? Вдруг Ему верующие надоели? Молятся всё, просят чего-то. Выслушай, рассуди, да ещё и удовлетвори, по возможности. Каково? Ты бы выдержал?

– Ну-у-у – протянул Трофим. – Я! И потом... Что ж, молятся. До него не достанешь!

– Так нету или не достанешь? – наседал Костя. – А может это и не важно? И твоя вера не Ему нужна, а тебе самому, и молитва существует для тебя же: обращаясь к Богу, ты понимаешь своё место в мире. Заодно вспомнив, что и с людьми надо вести себя прилично. Иначе Он взыщет. Есть Бог или нет, согласись: человеку Он нужен. В кого-то верить и на кого-то надеяться. Может и бояться тоже. А Ему от человека ни пользы, ни вреда, ну разве что некоторое развлечение. «Есть! Нету! Есть! Нету!» Думаешь, ты богоборец? Герой? Возмутитель спокойствия?! А может, всего на всего клоун для Господа? Не смущайся, клоун это почётно. Всякий артист, немножко клоун. С тобой вместе смеётся мир! – а надутая бездарность уныло серьёзна и каждую минуту сама себя уважает. Все смеются над ней. Бог тоже.

– Бог… смеётся?! – убеждённый атеист поёжился от такого легкомыслия.

– Страх, отвага, даже любовь и зверю свойственны, а чувство юмора только человеку. Созданному по образу и подобию Божественного духа. Откуда это у нас, если его нет у Создателя?

– А загробная жизнь… тоже есть?

– Будем надеяться. И не бояться смерти, веря, что вечно будем жить. А если ошибёмся, этого никогда не узнаем!

Не всегда и отличишь, Костя шутит или серьёзен.

– Сказки это. Нету бога. Нету и всё. И другой жизни тоже нету. Не верю я.

– Все верят, – сказал Костя. – Все. Одни верят, что Бог есть, другие – что Бога нет. Все верят, никто не знает.

– Философ ты… а не клоун.

– Это не я сказал. Философы, брат, серьёзные люди. Ну где ты видел философа, умеющего шевелить носом? Как собака, – он поджал губы и в самом деле повернул кончик носа направо, потом налево. Медленно и плавно, быстрее, быстро-быстро: налево-направо, налево-направо, налево-направо. Было очень смешно, и Трофим рассмеялся. – Это ещё в детстве получилось. Само собой. Игра такая. Никто не учил, все смеялись. Мне понравилось быть центром внимания, стал придумывать новые гримасы. Детское честолюбие! Оно и в цирке меня вело, пока не понял, что игра это важно и по-своему выражает мир. Я всегда делаю больше, чем надо. Верёвку легко перешагнуть, нет, прыгаю! И падаю носом в опилки. Но посмотри вокруг, не люди – великие страны летят носом в опилки, притом вдруг, совершенно того не предвидя! Трагедия – затылок клоунады. А я падаю по доброй воле, где и когда хочу. Только у клоуна есть свобода выбора.

– Свобода? – усмехнулся Трофим. – В цирке и согласно программе.

– Точно, – вздохнул Костя. – Но ведь я и хотел в цирке. И чтоб в программе было. Свобода, как осознанная необходимость.

И носом шевелить уже не надо. Не увидят.

– Не увидят. Даже из первого ряда. Но играя особенную, чрезвычайную серьёзность такую, чтобы зрители падали от хохота, я всё равно пошевеливаю носом. Чуть-чуть, для себя самого. Иначе не получится.

– Почему?

– Я же клоун! Я играю.

–И всё равно… философствуешь…

Костя посмотрел на дерево и сказал без запинки:

– Причём тут Верона?

– Верона ни при чём, ты прав. Не надо Вероны, всё равно окажется, что не дошла моя очередь. Выберем кафе здесь, в родном городе.

– Без тараканов!

– Что ты! Помрём с голоду! Кафе без тараканов не бывает. Тараканы везде, как антисемиты. Но тоже иногда прячутся. Вдруг нам подфартит? Обед с тараканами, но каждый в своём углу.

Они пошли по бульвару вниз, к центру города.

«Карр!» – заорала ворона вслед, и Костя, почему-то, вздохнул.

3.

Государство Израиль. Из газет:

«Любимица публики, знаменитая певица Мириам с глубокой скорбью сообщает, что концерты, объявленные на ближайшее время, отменены. Мириам сидит «шиву» по своему брату Константину. Не сумев абсорбироваться на исторической родине, в результате продолжительной депрессии, Константин, бывший артист цирка, покончил с собой.

Мы молим Господа простить ему этот грех.

Мы скорбим вместе с любимой певицей.

Мы надеемся, что её концерты скоро возобновятся.» Он оставил странную записку: «А редьки с мёдом я так и не нашёл…»