гусеничные могут кое-как пройти. А у меня один трактор». Давай, говорю, на чем хочешь, а глину вези! Обещал в скором времени прислать.

В восемь часов Авдей Никанорыч сменил Трошина, хотя тот совсем не собирался покидать буровую.

— Иди в культбудку и отдыхай! — строго проговорил мастер, вставая на место бурильщика. — И выдумал тоже: «На третью смену останусь». Ишь мне, Илья Муромец!

Спустившись с мостков, Федор столкнулся с Машей. Она несла из культбудки, прижимая к груди, приборы, необходимые для анализа глинистого раствора.

Маша была в коротком, намокшем пиджачке и синем с белыми горошинками легком платье.

— Озябнете! Вы очень легко одеты, Мария Григорьевна! — проговорил бурильщик, помогая Маше взобраться по скользким мосткам.

Маша подняла раскрасневшееся лицо.

— Спасибо. — Больше она ничего не сказала.

...Домой Маша возвращалась в сумерках. С Волги задувал ветерок. Мелкий, частый дождичек все еще не собирался переставать.

Маша подходила к складам, когда на дороге из Отрадного показался гусеничный трактор, волоча за собой большую колесную повозку.

Эту машину не страшило даже здешнее бездорожье! Тяжело пофыркивая, лязгая стальными гусеницами, трактор подминал под себя хлюпающую грязь и безостановочно двигался вперед.

На повозке стояли, плотно прижавшись друг к другу, девчата. Они горланили какую-то песню.

«Да ведь это же наши все... Тут, кажется, и Каверина, и Валентина, и конторских полно», — прислушиваясь к голосам, подумала Маша.

Она бросилась навстречу трактору, громко крича:

— Девушки! Подождите, и я с вами!

Трактор встал. Маша подбежала к повозке.

— Залезай, Машенька, — толстушка-чертежница протянула Маше руку.

— Мария, а я тебе пальто везу и сапожки, — затараторила Семенова. — Посмотри, как мы оделись... А Колю твоего Катя взяла из яслей. Она нынче дома... Ну, лезь давай, держись за мою руку!

Десяток рук свесился через край борта. И, смеясь и крича, девушки подхватили Машу и втащили ее в повозку.

Трактор снова тронулся.

— Мы, Машенька, на карьер отправляемся. За глиной для буровой Хохлова. Ты, должно быть, устала? — заговорила Каверина, но Маша ее перебила:

— Я тоже с вами!

Семенова набросила на плечи Маше пальто и, прижимаясь к подруге, зашептала ей на ухо:

— А у вас дома радость. Константин Дмитриевич приехал!

— Кто? — испуганно переспросила Маша.

— Говорю тебе — муж Кати! Он, оказывается, ранен был и в госпитале лежал. С ногой у него что-то... А теперь насовсем приехал.

— Да неужели? — все еще не веря своим ушам, сказала Маша. — Вернулся? Что ты говоришь!

Константин приехал к отцу на пост после обеда.

Дмитрий Потапыч невольно залюбовался сыном. Весь этот необычный для Константина наряд — и поношенная гимнастерка, схваченная пропотевшим солдатским ремнем, и брюки с пришитыми на коленях лоскутками для прочности, и тяжелые добротные сапоги — совсем преобразили молодца.

«А косолапым, видно, так уж на век останется, — глядя, как сын загребает правой ногой землю, подумал, вздыхая, Дмитрий Потапыч. — Ну, да ничего. На лодке бакены зажигать-тушить ему от ноги помехи не будет. Только что-то не очень торопится Константин на пост садиться. Который день дома, а сам и словом о том не заикнулся».

Константин подошел к скамеечке и, поздоровавшись с отцом, сел.

— Солнышко-то... спину так и греет! — сказал он и расправил плечи.

Он не спеша достал из кармана шелковый кисет, так же не спеша скрутил цигарку.

— Закуривай, батюшка, махра-то еще фронтовая, — проговорил Константин.

Разглядывая черный кисет с пунцовым цветком мака, старик спросил сына:

— Нагулялся, что ли?

— Нагулялся. Можно и за работу приниматься, — Константин пошевелил негустыми белесыми бровями. — Нынче целый день шатался. И на промысел наведался, и в рабочий поселок... И в Жигулях-то всего-навсего полтора годка не был, а гляди-ка ты — не узнать Яблонового! Как грибы после дождя, растут буровые.

— В контору заглядывал?.. Насчет дома?

— С самим директором разговор имел.

— Ну, и как?

Константин почесал переносицу, помолчал.

— Дотолковались. На днях перетащат мой дом на Постройку. Я уж и местечко себе облюбовал... Скоро там, батюшка, и электричество и к тому же водопровод...

Дмитрий Потапыч выпустил из рук кисет и весь повернулся к сыну:

— На Постройку? Это к чему же?.. Иль ты тоже в нефтяники метишь?

— Похоже на то, батюшка, — натужно выговорил Константин, не глядя на отца. — К мастеру Хохлову в бригаду поступаю. Вместе с Егором.

Несколько минут Дмитрий Потапыч не мог вымолвить и слова. Кисет соскользнул с колен и упал под ноги, и на землю просыпалась крупитчатая душистая махорка. А старик все глядел и глядел прямо перед собой, на стоявший у обрыва голый еще дубок, и деревцо двоилось и троилось у него в глазах.

Как-то под вечер Маша и Каверина вместе возвращались в Отрадное. Шли по краю каменистой дороги, тянувшейся вдоль крутого обрыва. А внизу плескалась полноводная, вышедшая из берегов Волга. Река затопила всю прибрежную полосу, и осины, и ветлы, цепочкой выстроившиеся до самого Отрадного, стояли в мутной воде с радужными нефтяными разводами.

Было начало мая. Погода еще часто менялась: то наступит по-летнему жаркий день, то совсем похолодает, заморосит дождь, подует ветер — ну, совсем как осенью.

Но сегодня денек выдался особенно хороший: утром на землю пал теплый, тихий дождичек, а потом небо очистилось от облаков и засияло лучистое солнце. Сейчас оно уже клонилось к зубчатой, сиреневой гряде дальних гор, полукругом огибавших Волгу.

— А ведь как хорошо у нас здесь, Оля! — вдруг сказала Маша, замедляя шаг и неотрывно глядя на Волгу, на Жигули, на зазеленевшие деревья с бледной синевой между ветвями.

Каверина остановилась и тронула рукой молодую тонкую осинку, приютившуюся у самого обрыва.

— А запах? Чувствуешь? — продолжала Маша, тоже останавливаясь. — Только в это время так пахнет молодой, распускающейся листвой... И если бы ты знала, до чего же у меня нынче светло на душе! К чему бы это?

— Да ведь нынче же праздник, Машенька! — Каверина повернулась к Маше. — У меня у самой тоже... У меня ведь, Машенька, дочка появилась!

— Дочка? — переспросила Маша. — Какая дочка?

— Да, дочка! Вчера с мужем привезли из детского дома. И такая хорошенькая! Ты сегодня же должна ее увидеть, нашу Леночку.

Неожиданно из-за ближайшего скалистого выступа, закрывавшего вид на Отрадное, показался