type='note'>[1016], но нашел главным образом культурно-исторические экспонаты: мебель, картины, приспособления. Наиболее ценным является сам дом с обоими его патио и готическим колодцем с журавлем.

Из старых находок меня очаровали мельницы или, точнее, мельничные жернова. Овальная чаша образована в форме женского органа, которому как пестик соответствует точно выполненный мужской член. Женская часть состоит из застывшей пористой лавы, мужская из более твердой обсидиановой субстанции. Примитивная, но в то же время совершенная конструкция; любое улучшение принесло бы вред. Искусство из магмы. Редко случается, что изображение и символ становятся столь конгруэнтными.

Гуанчи оставили ученым загадку; они были почти истреблены испанцами, остатки слились с завоевателями. То, что они принадлежали к берберской культуре каменного века, кажется, подтверждается этнографически и этимологически.

Почему при виде этих немногих находок в голову мне пришли инки? Своеобразное застывание или отвердение магматического камня вызывает не впечатление вложенного в него вдохновения (как уже много раньше на островах Средиземного моря), нет, камень говорит сам по себе, собственным языком.

Во второй половине дня я поднялся на гору, возвышающуюся над городом. На плато полным ходом идет urbanisaciyn; строится новый город. Глубокие ущелья, barrancos, типичные для вулканических ландшафтов, обойти трудно. На дне щебень, каменная крошка и, там где падает достаточно солнца, банановые плантации. Тем не менее, субтильная охота не осталась без трофеев. Для того чтобы проникнуть в субструктуру, микроклимат страны, гор, острова, энтомология предлагает еще более тонкие ключи, чем ботаника, как будто бы на тебя надели особые очки. Здесь биос произвел не только собственные виды, но и рода; это указывает на длительную автономность островов. Но примечательно то, что у гуанчей не было никакой связи с африканским континентом, который в ясную погоду, должно быть, виден с горных вершин. Они, конечно, не знали ни паруса, ни колеса.

Поход оказался утомительным. Поэтому перед едой я, как охотно делаю в таких случаях, принял горячую ванну. Потом мы посмотрели, что может предложить кухня — например, андалузский gazpacho, который особенно понравился Штирляйн: суп из овощных соков, приправленный паприкой. К нему, по усмотрению, маленькие кубики помидоров, красный перец, огурцы, репчатый лук, белый хлеб — он подается холодным, но тотчас же разогревает желудок.

Sangria: красное вино с дольками апельсина и ломтиками лимона; кожура спиралью свисает по краю кувшина. Вино острова, vino del monte[1017], чистое и приятное. Готовят по-европейски с легкими акцентами; с туземными блюдами, из которых я записал себе такие названия, как puchero[1018], лучше всего знакомиться в локальных трактирчиках острова, которые расположены с подветренной стороны движения. Славится Лансароте[1019] — как своими рыбными отмелями, так и своей мальвазией.

Ночью сильное расстройство пищеварения со всеми симптомами «канарской горячки», которую можно сравнить с легким приступом холеры и которая мгновенно ослабляет. Но мы все же поехали в Мас- Паломас через выжженный край. Повсюду, где есть хоть небольшой песчаный пляж, велось лихорадочное строительство.

При этом мне вдруг вспомнилась вчерашняя вылазка, которую я не описал. Я снова оказался в ущельях и наткнулся там не только на отвалы щебня, но и на трущобы — такой вид везде одинаково удручает, где бы он на свете ни встретился — почти как если бы уныние передавалось самой атмосферой. Напрашивается мысль, что эти очаги воспаления можно было б оздоровить, если направить на это хоть малую часть строительного ража. Или речь, возможно, идет о проблеме, которую нельзя разрешить деньгами?

Мы видим здесь, как в случае с проституцией, только публичную часть, но не разруху, скрытую в сельских хижинах или на этажах городов. Там оставлены без присмотра пенсионеры, вдовы, профессора, миллионеры; если никто о них не заботится, их однажды находят мертвыми. Одно из последних слов: «Une certaine difficulty de vivre»[1020] — так ответил, мне помнится, Фонтенель[1021], когда его спросили, что он чувствует на смертном одре.

Этой «некоторой трудностью жить» время от времени охватывается каждый, прежде всего в кризисы, когда обременительно даже вставать. В своих воспоминаниях Зойме [1022] рассказывает об одном особенно вопиющем случае, произошедшем на парусном корабле, на котором он в качестве наемного солдата плыл в Америку. Один товарищ погрузился в полную летаргию. Его приходилось колотить, чтобы он двигался, мылся, ел; в конце концов, на него махнули рукой. Несчастный зачах в своих нечистотах — и едва нашли добровольцев, которые выбросили его труп за борт.

Это «высиживание смерти» Зойме называет «высшей степенью человеческой развращенности». Сам он, как стоик, дает пример того, как следует справляться с трудными ситуациями — когда ему не надо было работать с матросами, он лежал наверху в марсовой корзине и читал Вергилия.

Это могло бы подвигнуть к сравнению стоицизма с дарвинизмом. На важном отрезке истории естествознание не только заменило мораль, но образовало собственную мораль — на более высоком уровне здесь можно также сослаться на Ницше. Он решается пойти еще на один шаг дальше Буркхардта, который наслаждался властью лишь эстетически. Различие между стоицизмом и дарвинизмом заключается в том, что первый печется о добродетели, а второй ее сублимирует. У Ницше она в бесчисленных местах появляется как особо рафинированное коварство власти. У Шопенгауэра воля определяет мир фактический, а сострадание — мир моральный.

Парадоксально, но не наша лень тому причиной, что купаемся мы в плавательном бассейне отеля, ибо пляж усеян кусками мазута и окурками. Между ними, как просвет, изящные раковины спирул[1023]. То, что речь идет о домике глубоководного головоногого, открыли только на рубеже столетий.

Потом в Museo Canario. Во дворе выставлены гиганты Атлантики: акулы, дельфины, исполинские черепахи. Среди них чувствуешь себя подобно Гулливеру, попавшему к великанам. Почему головоногих относят к низшим животным, мне неясно; они могли бы кое-что передать и нам. Вообще, кажется, каждое животное племя, как здесь моллюски, порождает в себе «венец творения», например, государство - образующие виды насекомых, к совершенству которых мы, согласно Хаксли, только стремимся. Прекрасные кораллы. Мысль при виде их:

И так далее. Подобия, но не родство, аналогия, но не гомология. Одна модель, во многих исполнениях. Если спуститься достаточно глубоко, обнаруживается общий знаменатель. Лейбниц. Точечное ведомство Гелиополя. Преимущества и опасности этого направления мысли.

Ночью опять сильные колики. Я стоял на залитом солнцем дворе. У стены знакомый, имя которого уже вылетело у меня из головы. Рядом с ним клубок серых змей; другие отделились и, свернувшись или