Залез в воду.
Кругом и верно пустыня: один песок — жёлтый, гладкий. Так на солнце и блестит.
Никто не пробежит, не проплывёт. Тихо льются сверху зелёные солнечные лучи. Навстречу им снизу поднимается отражённый песчинками свет.
Солнца много, а плыть прохладно. Брр-р-р!..
То ли дело плыть над тёмными водорослями. Там дно нагретое, тёплое.
Но где же здешние жители? Никого не видно. Действительно скучное место.
Плавал я, плавал, плюнул с досады и собрался кончать охоту. Так бы и ушёл. Но тут, чувствую, соскочил у ласта запяточный ремень.
Набрав воздуха, я скорчился и повис в воде, поправляя ремень.
Тогда-то и появился первый песочный житель.
Это была маленькая рыбка светло-жёлтого цвета — ошибень. Она, как ниточка, извивалась по дну.
Вот рыбка всплыла и повисла над песком, быстро вертя хвостиком.
И тут произошло неожиданное.
Песок, над которым висел ошибень, вспучился и разлетелся во все стороны. Из песка выскочила плоская, похожая на коричневую тарелку рыба и — цоп! — схватила малька.
«Камбала!» — узнал я её…
Камбала, проглотив малька, опустилась на дно и, перебирая плавниками, стала забрасывать себя песком.
Скоро у неё остались снаружи одни глаза.
Я лёг на воду, раскинув руки, и стал наблюдать, что будет дальше.
Камбале это не понравилось. Она медленно привсплыла, как подводная лодка, и с песком на спине осторожно двинулась прочь.
«Ох и лентяйка! Не хочешь снова закапываться, со своим песком поплыла… Ну погоди — стреляю!» — решил я, взвёл ружьё и нырнул.
Роняя со спины комочки песка, пучеглазая рыбина метнулась вправо, влево, с размаху ударилась о дно, подняла облако жёлтой мути… и пропала.
Когда муть осела, камбалы не было видно. Она или успела закопаться в песок, или удрала под прикрытием этой «дымовой завесы».
Я вернулся домой.
— Ничего не принёс? — спросили меня друзья. — Правда, скучное место?
— Ага, — отвечаю. — Ничего не принёс.
Вспомнил, как удирала груженная песком камбала, и улыбнулся:
«А что, если туда пойти ещё раз? Только не с ружьём, а с фотоаппаратом… Конечно, надо. Завтра же и пойду! Непременно!»
Вот тебе и скучное место!
Я гнался за стаей лобанов — стаей крупной кефали.
Лёгкие, как тени, рыбы скользили у самого дна и при малейшей попытке приблизиться к ним уходили на глубину в открытое море.
И вдруг мне повезло.
От стаи отделился большой голубой лобан и пошёл, ощипывая на ходу водоросли, в сторону берега.
Я поплыл за ним.
Рыба зашла в расселину между двумя длинными камнями и остановилась.
Набрав воздуха, я нырнул. Придерживаясь рукой за жёсткие стебли рыжих водорослей, приблизился к расселине и, приподняв голову, выглянул из-за камней.
Лобан был метрах в трёх.
Осторожно подняв ружьё, я старался поймать на прицел серый бок рыбы.
Есть!
Гарпун, звякнув, метнулся вперёд. За ним устремился шнур.
Едва задев рыбу, гарпун пролетел ещё с полметра и с размаху ударился о камень. Дзынь!
Лобан моментально исчез.
На дно белыми петлями бессильно опускался шнур.
Всплыв, я начал торопливо наматывать его на руку. Так и есть: гарпун — единственный гарпун — был повреждён. Из трёх зубьев наконечника сохранинился лишь один.
Конец охоте.
Перезарядив ружьё, я снова опустил голову в воду.
Лобан никуда не ушёл! Он медленно кружил на старом месте, словно желая выяснить, что случилось.
Я прицелился во второй раз. Лобан пошёл прочь. Он плыл между камней, всё ускоряя ход.
Кругом светлело — глубина уменьшалась.
Лобан скоро устал, и расстояние до него сократилось. Камни, между которыми он плыл, поднялись и стали сближаться. Мы очутились в скалистом коридоре.
Дно и стены коридора густо поросли розовыми водорослями — цистозирой. Глубина всё уменьшалась — значит, из коридора нет выхода. Лобан попался!
Я уже опустил предохранитель ружья, как вдруг моё внимание привлекла необычная картина.
Водоросли впереди вели себя непонятно.
Они угрожающе шевелились, а самые высокие из них размахивали из стороны в сторону косматыми лапами, словно предостерегая об опасности.
Лобан замедлил ход и остановился.
Что мне водоросли! Я был уже совсем рядом. Вытянув перед собой ружьё, сделал два сильных гребка ногами, навёл прицел на толстый рыбий живот… и беспомощно забарахтался, перевёрнутый волной на спину.
Прибой швырял меня, как щепку: то поднимал к самым скалам, то уносил далеко по коридору назад.
Кое-как я перевернулся на грудь и, отчаянно работая ногами, ушёл на глубину, а потом назад в бухту…
Так вот чем грозили мне водоросли! Они кричали: «Берегись! Волны!» А я их не понимал.
В сентябре стало прохладно. Нельзя было долго находиться в воде.
Исчезло и большинство рыб. Они ушли дальше от берега, на глубину, где теплее.
Там у них свой — рыбий — юг.
Пора было уезжать и мне.
Сентябрьским утром я сложил все свои вещи, упаковал ласты, маску и в последний раз вышел на берег.
Море лежало передо мной тихое, ласковое. Оно было осеннего, зеленовато- бутылочного, цвета.
Но теперь я знал — этот цвет обманчив. Настоящие краски моря не здесь, на поверхности. Настоящие краски под водой — жёлтые, зелёные, розовые, голубые…
Прощай, разноцветное море!