— Если те люди едут с дружескими намерениями, негоже мне встречать их с толпой вооруженных людей.

Но Валарий продолжал мрачно упорствовать:

— А что, если у них не дружеские намерения? — Голос его дрожал.

Аквила взглянул на руку старика, державшую поводья, — она тряслась, и он понял, что за всем этим кроется что-то, чего он не знает.

Амбросий, разворачивая лошадь в сторону дороги, оглянулся на сопровождающих:

— Один человек с кинжалом под плащом справится не хуже троих с боевой дружиной… Если есть на то воля Господа, чтобы я правил Британией, то я не умру, как умер мой отец — от руки убийцы, не закончив дела. Если же я умру именно так, стало быть, ты, Эуген, и старый арфист Финнен зря старались, когда увозили меня ребенком, значит, Бог не хочет, чтобы я правил Британией.

Он ударил пятками в ребра черного жеребца, и громадное животное рванулось вперед, взяв с места в галоп. И вмиг Амбросий оказался далеко впереди, только темный плащ летел у него за спиной. Аквила и Валарий тоже пустили лошадей галопом, и, таким образом, лишь два ближайших спутника сопровождали Амбросия, когда он поскакал к перевалу навстречу трем рыжеволосым всадникам.

Дорога, извиваясь, забиралась все выше и выше, громады скал, теснившихся вокруг Ир Видфы, словно собирающаяся гроза, темнели по сторонам дороги. Всадники очутились в другом мире — далеко позади осталась зеленая долина и белые пески Абера; сейчас их окружал пустынный, с широким и высоким небом мир, где, помимо стука копыт их собственных лошадей, не было других звуков, разве что свист ветра в пожелтевшей горной траве да пронзительный крик золотого орла, кружившего над утесами. Наконец дорога перевалила через уступ, и глазам их открылся еще один длинный петляющий отрезок и вдали кучка всадников, скачущая им навстречу.

— Здесь мы и встретим наших гостей. — С этими словами Амбросий снова ударил коня пятками и послал его полным галопом. Аквила и Валарий не отставали.

Две группы всадников, грохоча копытами, взметая летнюю пыль, мчались навстречу друг другу. Аквила видел, что впереди встречного отряда клином ехали трое — их развевающиеся плащи горели яркими пятнами в прозрачном горном воздухе: один шафранно-желтый, другой изумрудный и третий, чей обладатель составлял как бы острие клина, фиолетовый. А головы всех троих отливали ярко-рыжим, точно лисий мех на солнце. Всадники все сближались и сближались, и вот два облака пыли слились в одно, и Амбросий на полном скаку натянул поводья, так что жеребец присел на задние ноги, храпя, порываясь вперед, скребя круглыми подковами землю. Потом — хаотический топот, потные лошади прядали под седоками, пытаясь ослабить удила. Когда пыль немного улеглась, всадники очутились лицом к лицу на расстоянии броска копья. Тот, что в фиолетовом плаще, с великолепным мастерством развернул своего скакуна и вывел его вперед танцующим шагом. Аквила, оглаживающий свою рыжую кобылу, которая никак не могла успокоиться, узнал бледное гордое лицо всадника, эту пылающую гриву волос и сокола в колпачке на его руке — хозяин по-прежнему, как и год назад в Медхолле у Хенгеста, не расставался с ним.

— Приветствую вас, незнакомцы. Кто вы такие и почему держите зеленые ветви? — спросил Амбросий.

Вортимер опустил березовую ветвь и, гибкий, надменный, несколько мгновений молча глядел в лицо Амбросию. Аквиле, наблюдавшему за ним, почему-то вдруг на ум пришел лилово-желтый крокус — такой же горделивый, такой же нарядный. Наконец Вортимер заговорил:

— Мы, три сына Вортигерна, Верховного Короля, хотим говорить с Амбросием Аурелианом, правителем Арфона.

Амбросий, держащийся очень прямо на своем черном пляшущем жеребце, ответил гордым, но спокойным и не таким вызывающим, как у Вортимера, взглядом.

— Я Амбросий Аурелиан, правитель Британии, — сказал он и добавил: — Всех, кто приходит ко мне с дружбой, ждет сердечный прием, а тем более родичей.

Аквила посмотрел на того и на другого всадника. Он и забыл, что они родственники — темноволосый и рыжеволосые.

Вортимер наклонил голову, принимая упрек и гостеприимство:

— Мой государь Амбросий, властитель Арфона и Повелитель Британии, мы явились положить меч к твоим ногам и быть с тобой заодно.

— И вы покинете знамя вашего отца Вортигерна, чтобы перейти под мое?

Позади Вортимера в отряде послышалось негромкое, но гневное бормотание. Двое младших братьев, нахмурясь, смотрели прямо перед собой. Старший снова ответил за них — голова его была гордо поднята, и ветер с гор отдувал со лба огненные волосы.

— Мой господин Амбросий, возможно, слыхал, что наш отец отдалил нашу мать Северу и на ее место взял золотоволосую сакскую колдунью, дочь Хенгеста. Государь, наверно, слыхал также, что отец за невесту отдал саксам много земли около Таната. Обиды, нанесенные нашей матери, жгут нам сердце, и поэтому мы явились положить мечи к твоим ногам. Но мы пришли не одни и не с пустыми руками. С нами семь вождей, которые прежде были сторонниками отца. Они приведут свои кланы. Найдутся и другие, пожалуй больше половины тех, кто следует за отцом. Они готовы встать на твою сторону из-за обид, нанесенных нашей матери, а также из-за британских земель, которые отданы саксам через голову государя.

«Так, стало быть, Вортигерн зашел слишком далеко, — подумал Аквила, — Хенгест, этот великан с изменчивыми серо-зелеными глазами, зарвался. Они с Вортигерном раскололи надвое кельтскую партию и вынудили большую часть уйти к Амбросию. Если Амбросий примет их… а он должен их принять, отказаться было бы безрассудством, то неизвестно, как они поведут себя, — они могут ослабить его, а могут стать дополнительной силой».

— Значит ли это, что саксы отныне для тебя ненавистнее, чем всегда были римляне? — спросил Амбросий ровным тоном.

На этот раз тишина длилась долго, слышался лишь шелест ветра в вереске, да позвякивали удила, когда лошадь вздергивала голову. И снова Вортимер ответил за всех:

— Мой государь Амбросий, мы свободный народ и не потерпим ничьего ярма. Но сейчас сакское ярмо для нас невыносимее всех иных. Поэтому мы готовы встать рядом с вами против сакской угрозы. Скажи лишь слово — и мы отправимся назад этой же дорогой и соберем всех, кто способен сражаться. И тогда еще до конца лета жди, когда на востоке заблестят наши копья.

— Как могу я быть уверен, что это не хитрость, с помощью которой вы проведете свою армию через наши защитные укрепления?

— Один из нас троих, кого сам выберешь, останется у тебя заложником в знак того, что мы действуем без обмана, — гордо ответил Вортимер.

Амбросий покачал головой:

— Нет, мне не нужны заложники.

Он явно принял решение и говорил с улыбкой. Улыбку эту и решимость Аквила, находившийся прямо за ним, услышал в его голосе.

— Хорошо, я скажу свое слово, родич Вортимер, и ты поедешь с ним назад к тем, кто потом пойдет за тобой. Но не сразу, мы о многом должны с тобой поговорить. Здесь, в горах, мне не нужны лишние люди, у меня нет для них места, нет корма для лошадей. Мне нужно только знать твердо, что я могу призвать их, когда настанет время. Все это мы и должны с тобой обсудить. А сейчас поезжайте с нами, примете участие в трапезе вместе с моими