Сентябрь 1885 года.
Семь часов утра. Коридор больницы. Освещение (газовые рожки Ауэра) погашено; утренний свет едва просачивается сквозь окна. Большая дверь распахнута в палату, которую можно разглядеть с трудом: там, в глубине, возятся сиделки. Это подъем: сиделки поправляют койки, перевязывают и умывают больных. Запущенная палата, освещенная газом, выглядит зловеще. Над дверью табличка: «Офтальмологическое отделение. Служба доктора Гейнца». В коридоре появляются два санитара; они несут на носилках старуху, чьи неподвижные глаза кажутся незрячими. Санитары останавливаются перед дверью и опускают носилки на пол, чтобы перевести дух. Оба уже в возрасте, седоусые. Оба вытирают со лба пот. Выйдя из глубины палаты, на пороге появляется сиделка – ей лет сорок, в очках, с грубыми чертами лица. Она смотрит на старуху и санитаров с угрюмым, измученным видом. Те опускают глаза, заранее со всем смирившись. Сиделка разглядывает больную.
Сиделка. А эта откуда? (Она ее узнала.) Снова-здорово! Ну нет, мы ее не примем!
Первый санитар. Ну а нам куда прикажете ее девать?
Сиделка. Я же сказала вам – в психиатрическое отделение. (Стучит себя пальцем по лбу.) У нее тут не все дома.
Второй санитар. Они не хотят ее брать.
Сиделка. Кто? Психиатры?
Второй санитар. Говорят, ничего у нее нет.
Сиделка. Ну и ладно, отправьте ее домой.
Старуха с затравленным видом слегка приподымается на носилках.
Больная (говорит, ни к кому не обращаясь). Я слепая.
Сиделка (смеясь сухим, неприятным смехом). Мне бы ваше зрение, милочка моя! (Санитарам.) Вчера ее смотрел доктор Гейнц, она совершенно здорова. Комедию ломает, вот и все!
Первый санитар. Ломает или не ломает, дело ваше. Но она тяжелая. У вас ведь есть свободные койки.
Сиделка захлопывает дверь у них перед носом. Они озадаченно переглядываются.
Второй санитар (старухе). Ну ты, зараза! Не могла что ли совсем ослепнуть?
Старуха (монотонно). Я слепая.
Первый санитар смотрит на нее и вдруг начинает барабанить в дверь. Дверь распахивается, и появляется разъяренная сиделка.
Сиделка. Я же сказала вам…
Она смотрит на старых, усталых санитаров, ей жалко их.
Первый санитар (жалобным тоном). Два часа таскаем ее туда-сюда.
Сиделка. Обратитесь к доктору Фрейду. Когда нет профессора Шольца, больных принимает он.
Первый санитар. Где его найти?
Сиделка. Наверно, он у себя. Комната 120-я. Неврологическое отделение.
Второй санитар (грустно). Не близко!
Сиделка пожимает плечами и снова закрывает дверь. Первый санитар недоуменно почесывает в затылке.
Первый санитар (старухе). На своих двоих сможешь идти, а?
Старуха (с испугом). Нет, нет!
Первый санитар (с отвращением). Правда, не может! У нее ведь и нога отнялась!
Второй санитар (в том же тоне). Нога, мать ее!
Старуха (кричит). Я парализована!
Первый санитар. А я без ног!
Поплевав на ладони, они снова берутся за носилки. Другой коридор. Дверь с табличкой «120». Уже совсем рассвело Из-под двери валит густой дым. Появляются вконец измученные санитары со своей ношей. Ставят носилки. Первый санитар утирает пот со лба. Второй закашливается. Первый санитар с удивлением смотрит на него и принюхивается.
Первый санитар. Скажи-ка! Никак горим!
Они оглядываются по сторонам и замечают дым, который валит из комнаты. Второй санитар стучит в дверь. Никто не отвечает. С вопросительным видом он оборачивается к напарнику.
Первый санитар. Стучи сильней.
Второй санитар стучит сильнее.
На экране довольно большая, но очень бедная комната. Неприбранная железная кровать (обычная больничная койка), на столике таз и кружка, этажерка, заставленная медицинскими книгами, письменный стол. На полу, возле кровати, раскрытый чемодан; рядом закрытый чемодан и еще один раскрытый (набитый одеждой и бельем). Посреди комнаты чугунная печка с длинной трубой, которая упирается в потолок. Мы видим со спины мужчину, который сидит на корточках перед печкой, откуда вырываются клубы дыма. На полу, рядом с ним, связки бумаг, тетради, которые он методически запаивает в печку, где их пожирает огонь. Окно наглухо закрыто, портьеры опущены; комнату освещает только пламя из печки. Фрейд наконец слышит стук, встает и идет к двери. Мы замечаем, что он курит сигару.
Фрейд крупным планом: ему двадцать девять лет, у него густая черная бородка, густые брови. Прекрасные, глубоко посаженные, темные, пристально глядящие глаза. Он выглядит так, словно только что проснулся. Вид у него ошалевший; лицо покрыто копотью. Руки, кстати тщательно ухоженные, тоже черны от копоти. Он одет, бедно, но опрятно.
Фрейд подходит к двери, поворачивает ключ и отодвигает засов. В дыму возникают санитары; они кашляют. Санитары оторопело смотрят на Фрейда. Фрейд, преодолев свою растерянность, глядит на них сурово и строго.
Первый санитар (как бы извиняясь). Мы думали, что здесь пожар.
Фрейд. Здесь ничего не горит.
Второй санитар. Не горит?
Фрейд (сухо и иронично). Как видите, нет.
Он хочет закрыть дверь. Санитары умоляюще указывают ему на больную.
