Прутков (
Холмс (
Прутков: Не помышляй, что я скудоумнее тебя, чужестранец!
Холмс: Тогда продолжим… Соловей!
Прутков: Роза!
Холмс: Стихи!
Прутков: Проза!
Холмс: Любовь!
Прутков: Кровь!
Холмс: Сладость!
Прутков: Младость!
Холмс: Вода!
Прутков: Живительная влага! Бурный поток! Не плюй в колодец!
Холмс (
Прутков (
Холмс (
Прутков (
Уотсон: Успокойтесь, Холмс. Ваш пульс совершенно нормален.
Холмс: Тогда, может быть, вы объясните мне, что здесь произошло? Неужели мой метод потерпел фиаско?
Прутков: Именно! Потерпел фиаско! Посрамлен! Покрыл себя позором! Канул в Лету. Провалился в тартарары!
Уотсон: Умоляю, Холмс, держите себя в руках! Разве вы не видите: этот человек безумен! Мне нетрудно определить диагноз: нарушение коррелятивных связей между сознанием и подкоркой. Или, говоря проще, деменция, осложненная маниакально- депрессивным психозом, сопровождаемая аментивным синдромом, и, разумеется, стресс!
Прутков (
Уотсон: Видите? Я говорил! У него бред! Галлюцинации! Делириум тременс!
А.А.: Поверьте, господин Уотсон, я не хочу бросить тень на вашу врачебную репутацию, но на этот раз вы ошиблись. Этот человек совершенно нормален.
Прутков: Благодарю тебя, соотечественник! Будучи правильно понят и оценен по достоинству, я удаляюсь!..
Уотсон: Не понимаю! Если он нормален, то как же ему удалось так прочно забаррикадировать свое подсознание от проницательного взгляда моего друга Холмса? (Подозрительно.) Я вижу, вы опять хотите опорочить его метод?
А.А.: Ни в коем случае! Напротив! На этот раз мы наблюдали как раз полное торжество этого метода.
Холмс (
А.А.: Да нет же! Вы сейчас проникли в самую сокровенную тайну этого человека! Вы разоблачили самое страшное его преступление!
Холмс: Преступление? Какое?
А.А.: Он преступил законы поэзии,
Холмс: Но как вы определите состав преступления?
А.А.: Очень просто: злостное эпигонство со взломом.
Холмс: Со взломом? Я ему не завидую! И что же он взломал?
А.А.: Разумеется, кассу.
Холмс: Он ограбил банк? Лестрейд, это по вашей части. Пошлите за ним полисменов!
А.А.: Нет-нет, не надо! Это преступление, увы, ненаказуемо. Он взломал не простую кассу, а поэтическую, ту, где хранятся все испытанные, затасканные, вышедшие из хождения литературные штампы. Он стал пользоваться ими без разбора, как своими собственными. А ваш эксперимент потому-то и не дал привычного результата, что нет такого слова, которое вызвало бы у этого человека какую-нибудь свою, личную, жизненную ассоциацию. Будь у него за душой хоть что-то свое, уж вы бы непременно пробились к этому живому ростку. Но все слова порождают в его сознании лишь один – единственный отклик: они воскрешают в нем только штамп. А, как сказал наш великий режиссер Станиславский, штамп – это попытка сказать о том, чего не чувствуешь…
Холмс: Боже! Как я сразу не догадался! Так этот человек пишет стихи! И притом дурные!..
Уотсон: Ну, Холмс? Продолжим наш эксперимент?
Холмс (
Гена: Как Шерлок Холмс расстроился! Опять вы, Архип Архипыч, его осрамили.
А.А.: На этот раз я тут ни при чем! Это Козьма Прутков его своими образами да сравнениями прямо в пот вогнал…
Гена (
А.А. (
Гена: Да обыкновенными словами! Как мы все. Это поэты образами говорят, а Прутков разве поэт? Одно название!..
А.А. (
Гена (
А.А.: И ты смог бы мне рассказать какую-нибудь, хоть самую