А.А.: Благодарю вас, господа Фаусты! Вы мне больше не нужны. Можете быть свободны… (
Софья: Скажу, что после явления сей треглавой гидры даже Гамлет уже не кажется мне таким чудовищем!
Милон: О да! Его мы упрекали в раздвоенности. А этот Фауст пал еще ниже: он смел явиться к нам втроем!
Софья: Кто автор сей безумной пьесы?
А.А.: Великий Гете!
Софья: Вот как? Великий? Законодатели правил классицизма называли Шекспира пьяным дикарем и варваром. Но этот ваш Гете еще больший варвар, нежели сам Шекспир!
А.А.: Ну как, Геночка? Скучно тебе было в гостях у Софьи и Милона?
Гена: Да, оказывается, с ними не соскучишься… Архип Архипыч, а знаете, я теперь окончательно убедился, что был прав! Все происходит точно как я говорил! Талантливый поэт создает правила. А потом приходит другой, еще более талантливый. Он доказывает, что эти правила уже устарели, и начинает их нарушать…
А.А.: Так-так… Ну, а в данном случае кто, по-твоему, этот гениальный поэт, доказавший, что правила классицизма устарели?
Гена: Как кто? Шекспир!
А.А.: Да, Геночка. Схема твоя очень логична, ничего не скажешь. Одна только маленькая неувязочка получается.
Гена: Какая неувязочка?
А.А.: Да ведь Шекспир-то написал 'Гамлета' за тридцать пять лет до того, как Корнель написал своего 'Сида'! И правила классицизма были созданы уже после Шекспира… Кстати, классицисты считали, что Шекспир варвар именно потому, что он не знал их правил. Они искренне верили, что если б он знал эти правила и следовал им, он написал бы гораздо лучше.
Гена (
А.А.: А почему это предположение кажется тебе таким невероятным?
Гена: Архип Архипыч, хватит вам притворяться! Вы что, дурачком меня считаете? Да прогресс – он же всюду есть: и в истории и в технике… Где жизнь – там и прогресс! Значит, и в искусстве он есть тоже. Что, искусство хуже техники, что ли?
А.А.: В технике – там все просто! Паровой двигатель – шаг вперед по сравнению с лошадью и телегой. Двигатель внутреннего сгорания – еще один шаг. Электричество – еще один… По-твоему, значит, и искусство развивается точно так же? Со ступеньки на ступеньку, все вверх и вверх, и каждый новый поэт оказывается выше предыдущего…
Гена: В общем, по-моему, так же.
А.А.: Тогда, значит, современные поэты должны быть лучше Пушкина – ведь так?
Гена: Так я и знал, что вы это скажете! Ну и что? Конечно, лучше! В чем-то безусловно лучше!
А.А.: Ну и ну!
Гена: Ничего не 'ну'! Я все обдумал. Ясное дело, для своей эпохи Пушкин был выше всех. Он же гений! Но ведь после него сколько всяких открытий в поэзии было сделано – Некрасовым, Маяковским, ну и другими. Пушкин же их не читал! А современный поэт читал и может использовать все их открытия. Вот и выходит, что в чем-то он и правда лучше Пушкина. Не во всем, конечно, но в чем-то обязательно лучше. И ничего тут обидного для Пушкина нет. Ведь жизнь-то развивается!
А.А.: Жизнь развивается, но Пушкина тем не менее никто из русских поэтов пока не превзошел.
Гена: Но ведь вы сами говорили, что Маяковский был новатором, что он много нового изобрел. Зачем же тогда ему было все это изобретать, если Пушкина все равно не догонишь и не перегонишь? Писал бы себе как Пушкин!
А.А.: А вот это, Геночка, очень интересный вопрос. В самом деле, зачем поэты все время стремятся обновлять язык поэзии?
Гена: Вот и я говорю – зачем?
А.А.: Позволь я пока уклонюсь от ответа…
Гена: Ага! Сдаетесь?
А.А.: Да нет, просто я боюсь, что мы с тобой можем опоздать к началу эксперимента.
Гена: Какого еще эксперимента? Нет уж, давайте доспорим…
А.А.: Я думаю, Геночка, что, если я тебе скажу, кто проводит этот эксперимент, ты и сам захочешь отложить наш спор.
Гена: А кто его проводит? Неужели Шерлок Холмс?
А.А.: Он самый!
Гена: Ну тогда ладно. Так и быть, потом доспорим…
Путешествие двадцать первое. Козьма Прутков ставит в тупик Шерлока Холмса
Холмс (