В эту ночь произошло еще много хорошего, но ничего из ряда вон выходящего. Признаться, я был даже немного разочарован: если верить словам бывшего владельца Йонохской печати, исполнение желаний наступало если не немедленно, то очень и очень скоро.

Поначалу я предполагал, что чудеса будут поджидать меня на пороге сна, как это уже не раз случалось. Однако нет, я дрых, как бревно бесчувственное, дивные сновидения меня не посетили. Поутру я проснулся в собственной постели, и нельзя сказать, что меня это сильно огорчало. Сейчас вчерашняя безумная выходка казалась мне делом столь давних дней, что ее следовало навеки похоронить на задворках памяти, чтобы не мешала наслаждаться жизнью.

В таком легкомысленном настроении я отправился завтракать. Мне даже удалось развеселить Меламори, которая поначалу была хмурой и сосредоточенной, словно уже начала заблаговременно составлять план моих поисков.

Утро удалось на славу: удивительно теплое для зимнего дня, оно было чертовски похоже на весеннее. Даже ветер пах так, как бывает только весной: сыростью, медом и дымом. Я послал зов Кофе и с удовольствием выяснил, что в Дом у Моста можно не слишком спешить: все равно там ничего не происходит. На приоткрытое окно уселась лесная птица и доверчиво защебетала что-то на своем птичьем языке, кокетливо поблескивая темными бусинами глаз. Камра была чудо как хороша, особенно в сочетании с солнечными зайчиками, которые то и дело ныряли в кувшин; крошечные хрустящие булочки из «Ленивой Тарелки» вполне могли считаться пищей небожителей. Утренняя газета оказалась достаточно забавной, чтобы читать ее вместе, по очереди отпуская ехидные замечания в адрес авторов и героев статей.

Около полудня я с сожалением начал одеваться. Меламори вполне могла продолжать валять дурака в ожидании вызова на службу, но мне, как временному начальнику, все же полагалось присутствовать в Доме у Моста.

Меламори, впрочем, собиралась пойти со мной, но потом вдруг передумала: вспомнила, что у нас имеется обделенная вниманием собака, и отправилась гулять с Друппи, не дожидаясь, пока я приведу себя в божеский вид. Ее отсутствие сказалось на моих сборах весьма благотворно: у меня больше не было причин оттягивать момент выхода из дома.

Я в последний раз посмотрел на себя в зеркало. Мантия Смерти, шикарные сапоги с драконьими мордами на носках, тюрбан на голове, черная шелковая полумаска на лице — неизбежная дань моде, практической надобности в ней при таком костюме не было. Убедившись, что мой внешний вид не нанесет ущерба репутации Тайного Сыска, я распахнул дверь и вышел на улицу, пытаясь угадать, в какой из переулков помчался Друппи, увлекая за собой мою подружку: очень уж хотелось как бы «случайно» встретить их по дороге.

Запутавшись в своих предположениях, я, кажется, попросту забыл, что, прежде чем открыть дверь, мне следует сосредоточиться, чтобы ненароком не угодить в какой-нибудь другой Мир. Впрочем, именно такого рода приступ рассеянности и требовался для исполнения моего давешнего «тайного указа», скрепленного Йонохской печатью.

Болван, я даже не сразу заметил, что оказался совсем в другом городе, ничуть не похожем на Ехо. А когда понял и обернулся назад, никакого Мохнатого Дома, разумеется, уже не было. Только одинаковые двухэтажные силуэты зданий в пасмурном полумраке внезапно сгустившихся сумерек.

Я запоздало понял, что мое давешнее желание начало сбываться, и решительно отогнал тревожные мысли. Все должно развиваться согласно моему собственному сценарию: сейчас я найду Джуффина и помогу ему вернуться домой. И разумеется, мы вернемся вместе, иначе быть не может!

Руководствуясь скорее практическими соображениями, чем нетерпением, я тут же попробовал послать зов Джуффину, рассудив, что проще спросить, где он находится, чем искать его наугад, блуждая по незнакомому городу.

Однако у меня ничего не получилось. Проблема не в том, что Джуффин не откликнулся, как не откликаются на зов мертвецы и обитатели иных Миров, дело обстояло еще хуже: я больше не мог воспользоваться Безмолвной речью, словно меня никогда этому не учили, словно я не применял сей полезный навык на практике не далее как полчаса назад, чтобы поболтать с сэром Кофой. Даже не так: словно бы возможности воспользоваться Безмолвной речью вообще не существовало в природе.

Вообще-то, я склонен поддаваться панике; слонов, собственноручно изготовленных мною из мух, хватило бы на заселение зоопарков всех обитаемых Миров. Но тогда ничего похожего на панику я не ощутил, только тоненькая струйка ледяного пота поползла по спине. Настоящий ужас пренебрегает внешними эффектами: я не побледнел, не зашатался, не схватился за грудь, не принялся изрыгать ругательства, мои глаза не наполнились слезами отчаяния. Я лишь на мгновение остановился и тихо сказал себе: «Ну вот, допрыгался».

Потом я пошел дальше. Голова была совершенно пуста, никаких эмоций я не испытывал, и это было благо, причитающееся мне по праву, как наркоз любому пациенту перед операцией.

Я понятия не имел, каким образом теперь можно найти Джуффина. Никаких идей на сей счет у меня не было; впрочем, я и не обдумывал эту проблему. Все должно было случиться как-нибудь само собой, в противном случае нечего было и затевать эту сомнительную канитель с Йонохской печатью. Полагаю, я мог не бродить по незнакомому городу, а оставаться на месте и ждать, пока Джуффин сам ко мне придет, но бездействие свело бы меня с ума. Неудивительно, что я предпочел задать работу своим ногам.

Город, по которому я ходил, мне скорее понравился, чем нет. Тихий, безлюдный, очень зеленый городок с невысокими домами, редкими, но яркими разноцветными фонариками, теплым светом в окнах маленьких кафе. Пахло хвоей, жасмином и свежей выпечкой; лиловые сумерки никак не могли сгуститься до состояния настоящей ночи, но и не рассеивались, чтобы уступить место утреннему свету. Потом, много позже, я узнал, что этот город навсегда застыл в сумерках, как мошка в смоляной капле. Откуда-то издалека доносилась танцевальная музыка, но я так и не набрел на ее источник: в каком бы направлении я ни сворачивал, музыка не становилась ни громче, ни тише, словно звучала у меня в ушах, а не где-то на