теперь стали величать себя инки, возложат на себя священную миссию: увести андскую цивилизацию от края пропасти исчезновения. Неважно было то, что старый отец, Инка Виракоча, являлся ученым жрецом; неважно было и то, что изобиловали предзнаменования того, что враги приближались, что наследие восьми столетий межплеменной войны истощило землю и людей. Где другие видели безвыходное положение или того хуже, там Инка Пачакути усмотрел путь к величию.
Если когда-либо люди сталкивались с судьбой, так это были инки. Краткость периода их величия дает неверное представление о столетиях необыкновенного восхождения к этому величию. В большей мере, чем любая другая область нагорья, долина Куско была пропитана традициями как Уари, так и Тиауанако. Несмотря на тот факт, что Тиауанако лежало еще за три сотни миль далее к югу, властители Уари сильно укрепили все подходы к своей заставе в Пикильякте в долине Куско. Хотя область Куско некогда состояла внутри чего-то подобного сфере тиауанакского «контроля», своей первичной культурной ориентацией она, тем не менее, была обязана влиянию Тиауанако. Поскольку само Тиауанако не имело обыкновения посылать войска воевать так далеко, то построение, наводнение войсками и укрепление Пикильякты в 650 году н. э. подсказывает, что Уари не было единственной державой в непосредственной близости, рассматривавшей эту долину как добычу.
Куско стал бы «пупом» мира, возведенным. в географическом центре двух пересекающихся и существенно противоположных мировоззрений, полный контраст между которыми вынудил историка архитектуры Уильяма Конклина задаться вопросом:
Если имитация — это откровеннейшая форма лести, тогда эти контрасты подразумевают скорее более злобный смысл. Этот смысл в ходе активного противоборства с духом Тиауанако в долине Куско нигде не получил столь откровенного выражения, как в серии увлекательных археологических находок в комплексе Пикильякты в Уари. В двух разных случаях в течение 1920-х годов исследователи раскопали отдельные подпольные тайники в элитном квартале. — В каждом случае извлечено по набору из сорока статуэток, каждая из которых была высотой приблизительно в три дюйма и вырезана либо из бирюзы, либо из содалита. В 1933 году Луис Балькарсель описал и проанализировал один из этих тайников. Каждая фигурка представляла мужчину, вырезанного таким образом, чтобы подчеркнуть детали одежды его племени. Среди них не было двух одинаковых фигурок, что означает, что они представляли сорок этнически разных племен. Все фигурки изображались сидячими на морском песке и
Более того, эти изображения были помещены по кругу, в центре которого находился ряд предметов: бронзовый прут, панцирь раковины и некая оболочка раковины
Основой политики Уари, следовательно, было «устрашение», или бронза. Идеализированное число из сорока покоренных наций, размещенных по кругу, сразу же вызывает воспоминание о системе
Самым нерешенным аспектом всего этого является детальный анализ Балькарселем племенной принадлежности фигурок. В то время, когда писал Балькарсель, считалось, что Пикильякта была инкским городищем. Поэтому он не мог обратить внимания на ту странность, что одна из фигурок, какую он идентифицировал, несомненно, правильно изображала представителя Тиауанако. За исключением одной- единственной перестрелки в Мокегуа, силы Тиауанако и Уари никогда не сталкивались между собою. Пикильякта — за три сотни миль от Тиауанако — была закрыта, как только Уари установило свое «господство» над бассейном Титикаки. Это означает, что подпольные тайники в Пикильякте — помещенные в частные жилищные дома элитных кварталов — представляют
Пока коренные жители долины Куско варились в этой диалектике, Уари отгораживалось стеной от долины. Среди пастухов высокогорий были и инки. Инкский миф сообщает нам, где находились их истоки (глава 5). В то время как властители Уари окружали изысканно красивую долину Вилькамайу, инкский миф повествует, что военный вождь по имени Апотамбо, отец Манко Капака, принял от Виракочи посох, которым его сын создаст Куско. Его народ был грубой и готовой к испытаниям массой («вассалами»), не желавшей пребывать под башмаком у кого бы то ни было, включая Тиауанако, но Апотамбо видел мудрость в том, чтобы вывести его к свету. Поскольку Виракоча оставил землю, дух его правления был передан инкам. И, если выбор врагов есть показатель убеждений, тогда вполне справедливо, что инки решили придерживаться наследия Тиауанако. В решающий момент их истории у них не было более заклятых врагов, чем чанкас, прямые потомки властителей Уари.
Словно в предзнаменовании своего будущего, инки будут единственным народом нагорья, обитавшим на острове относительного спокойствия на протяжении столетий до учреждения своей империи. Поселения в центральной части долины не были защищены, что свидетельствует о том, что инки, прибывая в долину после падения Уари, уже вовсю проводили экспериментирование с некой уникальной формой государственности.
Отчасти из-за слепого случая географической природы, отчасти по причине исторической случайности, а отчасти вследствие замечательных качеств уникального человека — Инки Пачакути, «Владыки-Опрокидывателя Пространства-Времени» — инки представляли тот народ, которому судьба уготовила величие. В то же время они были людьми, со всеми присущими им недостатками и противоречиями. Если у них и имелись гелиотропные инстинкты, сближавшие их с Тиауанако, они тем не менее были слишком практичными, чтобы игнорировать
Мой интерес к инкскому пророчеству вырос из его очевидной связи с изменениями в андской космологической мысли, ускоренным правлением Уари и соответствующим ему ущербом, нанесенным андскому обществу. Составление космологического оправдания войны выпустило темных демонов человеческой природы на небесный свод. Что еще, кроме духа погибели, могло стать плодом такого деяния? По моему разумению, инкское пророчество воплотили именно такое понимание, но если я и позволил увлечь себя в этом направлении, то неохотно. Историки инков долгое время расценивали пророчество Инки Виракочи как некий лакмусовый тест на доверчивость.