основоположников Русского государства приписывается трем братьям-варягам Синеусу, Рюрику, Трувору.
Суворов.
Екатерина. «Есть», «Рцы», «Наш», «Покой» – названия букв в старом алфавите. Подпись Екатерины II стояла на одном из подлинных документов в коллекции Садовских (отца и сына).
Кукольник.
Гоголь. Ст-ние написано в духе высказывания Садовского: «Отчего бы не посмотреть на мир не только с литературной стороны, а и с человеческой, не с лица, а с изнанки» (Знамя. С. 192). Нарочито восстановлена фамилия отца – Гоголь-Яновский – как владельца имения Яновщина.
Жена Пушкина. Новые стихи. Сб. 2. Всероссийский союз поэтов. М.: ВСОПО. 1927, под эагя. «Н. Н. Пушкина». Публикуется с учетом последней авторской правки. Ст-ние было известно в списках. А. Звенигородский писал Б. Садовскому 19 нояб. (2 дек.) 1924 г.: «В Москве я посетил почти всех друзей и многих знакомых. М. О Гершензон просил меня передать тебе привет. Он тебя очень ценит. Списал себе 'Н. Н. Пушкина', восторгался твоим шедевром <…> 'Н. Н. Пушкина' списана следующими: Булгаковым, Челпановыми, Усовым, Глинкой и др. Все от этого образа в восторге» (РГАЛИ. Ф 464 Оп. 2. Ед. хр. 104. Л. 8-9). Автограф ст-ния с посвящ. князю А. В. Звенигородскому – НИОР РГБ. Ф. 697. Карт. 4. Ед. хр. 1. «Н. Н. Пушкина» упоминается также в письмах к Садовскому В. В. Вересаева (1926 г.), который просил прислать ст-ние для публикации, но отказался от своего намерения: «.. .Я очень сконфужен: когда слушал стихи в чтении [Гершензона. – ТА.] не заметил, что там всё Бог и Господь. А этих слов нынешние редакции боятся больше, чем в прежние времена черт – ладана» (РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 1. Ед. хр. 37). Ст-ние известно также под загл. «К портрету Н. Н. Пушкиной» (РГАЛИ. Ф. 1386 [Л. П. Гроссман]).
Фет.
«Носильщик чемоданы внес…»; Сон. Новые стихи. Сб. 2. Всероссийский союз поэтов: М.: ВСОПО, 1927.
«Прочь, призраки! О, где ты, день вчерашний?..»
«Видел я во сне…». Ср.: «Уж поезд, обогнув вокзал…».
«Испортил ты себе загробную карьеру…». «Умоляю Вас, никогда не думайте о самоубийстве, выбросьте из головы это, Вы же верующий человек», – писала Садовскому в конце 1920-х гг. его будущая жена Надежда Ивановна. Мысли о самоубийстве неоднократно посещали Садовского, особенно в 1918 г.
«Оклеена бумагой голубою…». В образах этого ст-ния можно усмотреть перекличку с мотивами воспоминаний Садовского о «Весах» («Высокие комнаты в стиле модерн. Синие обои»), с пародией на С. Соловьева («чтение Канта», «'ми' да 'ми' – / Скучная трель музыканта»), а также со «2-й (драматической) Симфонией» Андрея Белого («герой, свихнувшийся на Канте», «музыка, не известно откуда возникшая», «огромное зеркало», «Там был ужас отсутствия и небытия»).
Шопенгауэр. Ср.: «Я стал искать спасения у мудрецов. Кант помог мне мало, а Шопенгауэр сделал то, что меня дважды вынимали из петли» (письмо к Андрею Белому от 15 дек. 1918 г. // Знамя. 1992. № 7. С. 175). Любопытно, как друг Садовского Ю. А. Никольский откликнулся на это стихотворение в письме 1920 г.: «полечусь… чтобы не дойти до Шопенгауэра».
<Комарович>. Ст-ние обращено к
«Уже с утра я смерть за чашкой чаю…». Восстановлена зачеркнутая в рукописи последняя строфа.
«ДЕРЖАВНЫЙ ВЗМАХ ДВУГЛАВОГО ОРЛА»
Публикуется по машинописи с авторской правкой: РГАЛИ. ф. 464. Oп. 4 Ед. хр. 27. Л. 1-9. Часть последнего листа с сонетом «Николай II» оторвана. Работа была задумана как «Венок сонетов», в котором, согласно канонам, 15-й сонет слагается из первых строк предыдущих 14-ти. Этого не происходит, и можно предположить, что работа не завершена.
В НОВОДЕВИЧЬЕМ МОНАСТЫРЕ. 1929-1944 (РГАЛИ.Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 39, Он. 4. Ед. хр. 5,15)
Ст-ния 1929-1944 гг. написаны в Новодевичьем монастыре, где Садовской жил до самой смерти, не выходя за его пределы. Хотя монастырь был изуродован и превращен в жилой массив и все церкви были закрыты, он всё же испытал благотворное воздействие намоленного в веках пространства. Он пропустил через сердце горечь впечатлений от уничтожения святынь, разрушения кладбища. Свои переживания он отразил в «Заметках» и «Дневнике» (Знамя. 1992. № 7). На этих же страницах много записей духовного содержания, выдержек из бесед со священниками. В 1930-е гг. начинается охлаждение Садовского ко всей светской литературе и к писательству как таковому, отсюда его негативные высказывания о всех русских