Таинственное чувство приобщения к минувшим временам, столь характерное для писателя Садовского, он испытал еще ребенком, слушая семейные предания о героической жизни прадеда И. И. Голова – участника Бородинского сражения и других военных походов. На определенный лад настраивали хранимые в доме его награды – знаки блестящих российских побед: медаль за взятие Парижа, кавказская шашка, полученная за участие в походах Ермолова, и др. В дальнейшем интерес к русской истории прививал будущему поэту его отец – Александр Яковлевич Садовский, прекрасный знаток нижегородской старины, автор краеведческих сборников, собиратель предметов материальной культуры древности. Уйдя в отставку с поста управляющего удельной конторы, он возглавил Нижегородскую губернскую архивную комиссию и работал в ней вплоть до 1920-х годов в тесном общении с известным ученым, создателем Московского археологического института А. И. Успенским.

Щербинка («Новая Деревня тож») неизменно указывалась как адресный план стихов Садовского: здесь их было написано мно­жество. Потом появилась Ройка, где поэт обустроил себе «лесной домик» и в уединении писал стихи. Но Щербинка была Садовскому роднее и ближе, чем Ройка, чем Нижний Новгород, где вместе с родителями, братьями и сестрами он прожил свои молодые и зрелые годы. Это остро почувствовал приезжавший к нему в гости в 1919 году юный друг, поэт Юрий Никольский. Возвратившись к себе, он написал в письме: «Щербинка издали мерещится концом мира или блаженной ассирийской горкой праведников, откуда рукой подать до голубого неба… Я понимаю, что для тебя не может быть смерти иначе как продолжения жизни: вечность тут, она за картофельным полем» [104] .

Учился Садовской сначала в нижегородском Дворянском институте, затем перевелся в гимназию, но нигде не преуспевал в учебе, получая двойки, чем крайне огорчал отца. Увлечения молодого человека были безудержными: театры, танцы, любительские спектакли, «кумпании», озорство, позже – кутежи в ресторанах на пароходах. Однако при этом энергия творчества перекрывала все Садовской был буквально заряжен стихами, сначала адресуя их своим друзьям в виде посланий за подписью «Бобочка-поэт», потом вынося на публику на вечерах, на торжественных актах в гимназии. Юный поэт был замечен такими разными лицами, как Великий Князь Константин Константинович (поэт К. Р.) – он в октябре 1900 года посетил Нижний Новгород – и… Максим Горький. Отзыв последнего записала в своих воспоминаниях Анастасия Цветаева: с Садовским она познакомилась на совместных поэтических вечерах и потом поддерживала с ним добрые отношения через поэта Бориса Зубакина (оба позже, узнав о болезни Садовского, проявили к нему внимание). Вот запись слов Горького: «Еще поэтах: Бориса Садовского уже с 15-ти лет считал выдающимся талантом. Он и вправду талантлив. Помню его в мундирчике, тонким голосом читающим стихи, – как игрушечка. Его очень в семье баловали. Был кумиром. Каждое желание исполнялось». [105]

В 1902 году Садовской поступил в Московский университет на отделение классической филологии, на котором числился до 1911 года, но так и не окончил курса. Он сильно отстал от своих друзей-однокашников С. М. Соловьева, В. О. Нилендера, так и не овладел выбранной специальностью. Отсутствие системного образования компенсировалось познанием Москвы как феномена русской культуры. Свой интерес к истории юный студент удовлетворял хождением в Кремль к могилам царей, искал и находил церковки исторического значения: «Вот храм, где Елизавета Петровна венчалась с Разумовским…» Погруженный в прошлое, он искал знакомств с московскими старожилами. Сблизившись с издаем «Русского Архива» П. И. Бартеневым, он стал собирать в свою писательскую копилочку его оригинальные суждения, лукавый и благодушный юмор: шуточки, словечки, обороты речи, чтобы впоследствии вплести их в свои воспоминания и оживить привлекательный для него образ старого «хранителя московского быта и русского стиля». Он также бывал в домах собирателей и знатоков искусства И. Е. Цветкова, Н. Н. Черногубова. Поэт любил посещать в Москве те места, где когда-то жили обожаемый им Фет, Денис Давыдов, ставший героем его рассказа «Житель белокаменной Москвы», Василий Львович Пушкин, к которому также относился с большим вниманием. Он отыскал в Скатертном переулке домик, принадлежавший чтимому им К. П. Победоносцеву, позднее, через 30 лет, в романе «Александр III» воссоздал эпизоды его приездов сюда с целью отдохнуть «на лоне московского быта».

Была и другая сторона медали. В те годы студентов притягивали «соблазны Вакха и Венеры». Падкий на них, «Бобочка-поэт» стал захаживать в развратнейший район Москвы – Грачев переулок. Его описал М. Волошин, назвав «Московской Субуррой»: «Он весь проникнут запахом сифилиса, вина и проституток» [106], – обращая внимание на то, что здесь, по соседству, прошла юность Брюсова. Но, в отличие от других, Садовской здесь заразился сифилисом, что в конечном счете превратило его в калеку со страшным диагнозом – спинная сухотка. Всю жизнь он был вынужден заниматься лечением и преодолевать болезнь.

Литературные пристрастия Садовского сложились еще в Нижнем Новгороде, где он зачитывался «декадентами». Естественно произошло его сближение с Брюсовым – лидером символистов, мэтром, покровительствующим молодым поэтам. Ему студент принес свои первые стихи, после чего стал время от времени появляться в его доме на Цветном бульваре (позднее описал эти встречи в своих мемуарных очерках). Брюсов открыл молодому человеку путь к успеху, пригласив его участвовать в журнале «Весы» (1904-1909), и Садовской с головой ушел в работу, написал большое количество статей – не столько во славу «нового искусства», сколько ругательных пассажей в адрес старых авторитетов. За свои «зубастые» наскоки он получил прозвище «цепной пес 'Весов'» [107].

В журнале тогда участвовали творческие силы, во многом создавшие культуру Серебряного века. Да и сама редакция, обустроенная по западноевропейским образцам, расположенная в новеньком роскошном здании «Метрополя», являла собой олицетворение «нового стиля». Здесь «студентик» прикоснулся к культуре московского модерна. Тогда же ему открылись двери Литературно-художественного кружка на Большой Дмитровке; позднее он вошел в общество «Свободной эстетики», где встречался с именитыми писателями, художниками, актерами. Свои заметки о московской литературно-художественной жизни Садовской одно время помещал в газете «Голос Москвы» и зарабатывал «хороший гонорар – 200 рублей» (как сообщал он в письмах домой).

Когда в 1910 году «весовцы» после закрытия своего журнала перешли в организованное Э. К. Метнером издательство «Мусагет», Садовской перешел вместе с ними. Главенствующую роль в издательстве играл Андрей Белый, который несколько раз выказывал Садовскому знаки внимания. Так, он посвятил ему в сборнике «Урна» стихотворение «Ночь и утро» (1908), отстаивал (но безуспешно) напечатание стихотворения Садовского «Заклинатель стихий». В письме к отцу Садовской сообщает: «8 сент. <1910> я читал в тесном кругу сотрудников 'Мусагета' свой роман и имел огромный успех. Восторг