чувство вынес я из нашей последней встречи – показалось мне, что Вы недовольны жизнью и потеряли веру в нее. Думаю, что если это так, то это у Вас временное, и уверен, что Ваша жизнь вся впереди. Вот и я проведен жизнью сквозь строй и побывал на пыточном колесе: что ж, искалеченный, помучился несколько лет и все-таки выздоровел, а теперь живу, надеюсь и хочу счастья. А захотеть – значит получить. Теперь я чувствую в себе ту же живую силу, как во время оно, когда мы встречали зарю жизни. Теперь полдень настает, а до вечера еще ой как далеко!
Не закисайте, Ольга Геннадиевна, и помните, что, если скалы и рифы не дают ходу кораблю, то можно всегда сесть в лодку и пуститься наугад в море. Необитаемые острова тоже очень хорошая вещь.
… Вы спрашивали как-то, что читать. Горячо советую прочесть две последние гениальные книги В. В. Розанова: «Уединенное» и «Опавшие листья» (эта только что вышла) [67] .
Из своих вещей могу указать Вам на не совсем удачную I-ую часть романа «Побеги жизни» [68] («Северные записки», февраль-март).
Если можно, пришлите мне Ваш последний портрет, а я, если угодно, дам свой, петербургский.
26 июня 1913 г., Ботово
<…> Теперь живу в деревне под Москвой, у родных, одна с детьми. Отдыхаю от нелюбимой Москвы и набираюсь новыми силами на зиму.
Что-то Вы делаете? Слышала от мужа, который сейчас путешествует по Волге, что у Вас в Нижнем выстроили какой-то необыкновенный государственный банк [69], а кажется, кроме этого здания ничего нового нет.
Мне бы очень хотелось иметь Ваш портрет, ведь у меня Вы только гимназистом. Сама же буду сниматься осенью и пришлю Вам непременно.
10 июля 1913 г. Щербинка
Вы в деревне и, видно, настоящей.
«Ни резкий крик глупцов, ни подлый их разгул
Сюда не досягнут…» [70].
Я больше живу один в лесном домике, в Ройке; недавно приезжала ко мне одна московская художница-футуристка[71]; там же я встретил экс-Ангела, печальное зрелище!
Завтра еду под Москву в Гиреево (близ Кусково) к приятелю – декаденту Владиславу Ходасевичу [72] – обдумывать план журнала. Собственно, всё готово, кроме… денег. Вот, Ольга Геннадиевна случай Вам сделать благое дело. Не даст ли кто из Шереметевых 6000 на первый год нашей «Галатее»? И как это было бы хорошо!
Нет, я серьезно. Похлопочите? Неужели всё только жуликам во всем удача, а идеалистам ходу нет? страшно обидно, что искусство зависит от прихоти купца, «отваливающего» на журнал, как на кутеж. А потом кричащего везде, что он «всех писателей за целковый купит». Так было с Рябушинским.
Ну, да не буду надоедать Вам литературными делами и дрязгами. Теперь хочу отдыхать, отдыхать! Из Москвы в Петербург, в Финляндию, а потом в Крым. Путешествие – лучшее лекарство для моих пошаливающих нервов. Я ведь не могу уж, как Вы, жить безмятежно и тихо: у меня душа отравлена, а на возможности личного счастья я давно махнул рукой. Сказать правду, я сам виноват во всем и, знаете ли? ни на йоту не раскаиваюсь в этом. У меня натура созерцательно скользящая, во мне есть нечто от бабочки, привыкшей жить
На солнце радостном, играя.
Постой, оно зайдет, и блеск его лучей
Запрет на западе далеком,
И в час таинственный я упаду в ручей,
И унесет меня погоном. [73]
Посылаю портрет, снятый в феврале [74], с нетерпением жду Вашего. В конце августа ворочусь в Нижний и до отъезда в Париж (т. е. до октября) проживу дома… Не увидимся ли в Москве?
Всего, всего лучшего
Ваш Б. Садовский
P.S. По поводу карточки. Здесь я похож на Победоносцева, а есть такие, где я схож с оперным Онегиным. Те продаются у Здобнова до рублю за штуку для поклонниц . А друзьям я дарю только эти.
4 октября 1914 г. Нижний
Пишу Вам, дорогая Ольга Геннадиевна, из нашего «доброго, старого» Нижнего, будь он трижды проклят. Более мертвого, сонного и гнусного городишки, по-моему, и выдумать нельзя. Война не отразилась на нем нимало.
Вы, конечно, заняты делом, облегчаете заботы о раненых героях, а я, закоренелый эгоист, по- прежнему думаю только о стихах и книгах.
<…> Прочитал переписку Орлова с Шереметевым: действительно, прелесть. Я Ал. Орлова вообще люблю, у меня два есть его портрета; особенно хорош один раб<оты> Erichsen'a [75] (оригинал в Гатчинском дворце), изображающий Орлова в костюме сарацина, верхом, во весь рост.
Прочли ли Вы мой рассказ о Ведерникове? Если интересуетесь произведениями такого рода, возьмите журнал «Северные записки» 1913 г. (февр., март, июль, август), там найдете много знакомых лиц, сцен и мест в моем романе «Побеги жизни».
<.. .> P.S. Встретил на улице Л. Д. Яхонтову: она поправилась, похорошела и из Ангела превратилась в очень милую надворную советницу. Поговорили о Вас; единодушно восхищались Вашими дочерьми.
31 декабря 1916г.
<письмо написано чужой рукой, подпись-автограф искаженным почерком>
От всей души благодарю Вас, дорогая Ольга Геннадиевна, за Ваш изящный подарок. Я еще не вкусил от него как следует, но любителю тонких блюд довольно пройти мимо кухни, чтобы по запаху отличить жареных дупелей от котлет на бараньем сале. Перелистывая Вашу книгу, чувствуешь настоящий вкус, что в современной литературе (даже исторической) большая редкость.
Извините за это несколько неуклюжее сравнение: я после болезни так ослабел, что глупею не по дням, а по часам.
Поздравляю Вас и Бориса Борисовича с наступающим Новым годом и желаю всяческого
