большие. Сына зовут Сережей, не так ли? Если поеду за границу, мы можем в Москве увидеться…
Ваш всегда Б.С.
26 апреля 1921 г. Нижний
Христос Воскрес!
Дорогая Ольга Геннадиевна! Еще не знаю, получили ли Вы мое первое письмо, и уже посылаю Вам второе. Прежде всего, о деле.
Мечты мои о заграничной поездке, по-видимому, начинают сбываться. Но т. к. один я ехать не могу, то хотел бы достать провожатую – даму «средней культуры», полуэкономку, полубонну. И может быть, Вы могли бы мне одну из них сосватать? В дворянских семьях их очень много, и не может быть, чтобы Вам не приходилось встречаться с ними. Важно, чтобы это была честная и добрая женщина – вот тут-то я верю Вашему чутью и надеюсь на Вашу дружбу.
Знание хотя бы одного иностранного языка необходимо, ибо я умею лишь с грехом пополам объясняться смесью французского с нижегородским. Если у Вас есть что-нибудь подходящее на примете, не откажите известить.
Я много пишу. И всё в крупных размерах: романы, хроники <…>
15 мая 1921 г. Николо-Угреша
Милый Борис Александрович. Большое спасибо за Ваши два письма…
Что касается Вашего дела: есть для Вас на примете девица идеальная во всех отношениях, т. е. великолепная женщина: сильная, выносливая, бывшая сестра милосердия, знает немецкий, французский, английский, знакома с секретарской работой и вполне интеллигентная <…>
У нас всё по-старому. Я очень занята и поэтому пишу всего только два слова. Еще: не купит ли Ваш Археологический институт историческую библиотеку, около 9000 томов. Если да, сообщите<…>
13 июня 1921 г. Нижний
...За границу меня не выпустили. Министр Луначарский очень мило, именуя меня товарищем, лично прислал отказ. Хоть и лестно быть товарищем министра, но, видно, правда и то, что гусь свинье не товарищ [82].
Насчет библиотеки обратиться надо к А. И. Успенскому [83], директору Московского отделения.
27 декабря 1922 г Москва
Опять через несколько лет перерыва пишу Вам, мой милый старый друг. <…> После 3-х летней добровольной ссылки я вернулась в Москву и, несмотря на то, что занята целые дни, чувствую себя у тихой пристани и надеюсь, что отсюда выеду только в Новоспасский [84], если к тому времени «товарищи» еще будут пускать туда желающих.
Ну а пока живу, вернее, учу, учу до того, что не вижу дня, думаю, что учу скверно, но имею довольно много учеников. Никуда не тянет, никого не хочется видеть, кроме тех, с кем могу вспомнить прошлое. С'est un bonheur се pouvoir dire te en souviens – tu [85].
Дети уже большие. Наташа уже до меня доросла. В общем, живешь только для них, и хорошо, а то совсем было бы без смысла всё это трепание по Москве. Мне так бы хотелось поговорить с Вами, на бумаге это не выходит. Ведь мы одни из последних могикан.
Борис Александрович, милый, ответьте хоть несколько слов, сейчас я в таком состоянии, что мне нужна дружеская поддержка, иначе у меня в душе ничего не останется. Не смейтесь. Мне очень грустно и очень тяжело, а на душе пусто, пусто, как в доме после уплотнения: шум и движение, а пусто и печально. Вы любите лампады? Я повесила везде, где могла. Два-три года жизни в монастыре дали отпечаток. Для чего?
Читали ли Вы А. Н. Муравьева? [86]. Меня он очень интересует и как мыслитель, и как человек, и как писатель.
Что Вы пишете?
Сколько лет мы с вами знакомы, пожалуй, лет 20?
5 февраля 1923 г. СПб.
Наконец-то весточка от Вас, дорогой друг, Ольга Геннадиевна!
Но где же я? С 1-го октября в Петербурге, в клинике. Лечусь изо всех сил и надеюсь белые ночи встретить на ногах. А пока лежу. Не от слабости, а для улучшения походки. Оттого и почерк гнусный.
Зачем это, Ольга Геннадиевна, – для кого пишется: если Вы меня забыли, что не пишете и т. д., точно еще у Ведерниковых [87] в почту играем. Могу ли я забыть Вас, когда Ваш образ ярче всего сияет в туманных снах памяти, в том бреду, которым кажется юность на склоне лет? Тьфу, какая витиеватость вышла – точно у Тургенева – но не виноват – лучше «Первой любви» Тургенев ничего не написал, а там всё витиевато и всё верно. Не бойтесь старости – чрез нее, как через воду, всё видно. Мое глубокое убеждение (на опыте понял), что живо и существует
Прошлое и есть то, что мы называем вечностью: мир кончится, прошлое останется вечно.
Муравьева не читал, а Вам горячо рекомендую достать книгу С. Булгакова «Свет невечерний» – изд. Путь. М. 1917, а впрочем, вы ее верно читали.
Лампадки обожаю, особенно голубые, лунные, софийные.
Осенью вышла моя книжка «Морозные узоры» – рассказы в стихах и в прозе – отыщите в Москве – у меня ее нет. Напишите Ваше мнение. Жаль, много опечаток… «Ангел», говорят красится. Sic transit gloria mundi [88]. Хоть бы карточку Вашей Наташи мне прислали – не спрофанирую, не бойтесь. Ведь она вылитая Вы.
Не 20, а 22 года мы знакомы – с января 1901 г.
СПб Литейный 30 кв. 19 Георгию Петровичу Блоку для меня.
15 декабря 1923 г. Нижний Новгород, Тихоновская 27
