Потом он поехал через взгорье на запад.

LI

Торгильс, сын Ари, поехал в сопровождении многих людей на тинг. Туда собрались именитые люди со всей страны. Вскоре Торгильс повстречался с законоговорителем Скафти, и они разговорились. Скафти сказал:

— Правда ли, Торгильс, что у тебя зимовали трое самых своевольных мужей, и притом объявленных вне закона, и ты так их усмирил, что они не сделали друг другу никакого зла?

Торгильс сказал, что это правда. Скафти сказал:

— Вот это дело достойное именитого мужа. А что ты думаешь о их норове, и на что каждый из них способен?

Торгильс сказал:

— Всех их я знаю за людей большого мужества. Но двоим ведом страх, хоть и разного свойства: Тормод человек богобоязненный и крепок в вере, а Греттир так боится темноты, что по своей воле никуда бы не ходил с приходом сумерек. А вот Торгейр, мой родич, по-моему, ничего не боится.

— Такие они, видно, и есть, как ты говоришь, — сказал Скафти.

На этом их разговор закончился.

На этом альтинге Тородд Обрывок Драпы начал тяжбу об убийстве Торбьёрна Бычья Сила, ибо на тинге Медвежачьего Озера он ничего не добился из-за родичей Атли. Он думал, что уж здесь-то от него так просто не отделаются. Родичи Атли обратились за советом к Скафти, и тот сказал, что видит законное основание для полной виры за убийство Атли. Потом дело передали на третейский суд, и таково было суждение большинства, что эти убийства, Атли и Торбьёрна, следует приравнять одно к другому. Узнав об этом, Скафти пошел к третейским судьям и спросил, на чем основано это решение. Они сказали, что убитые — ровня друг другу. Скафти спрашивает:

— Что было прежде: осуждение Греттира или убийство Атли?

Посчитали и вышло, что Греттира объявили вне закона неделей раньше, потому что это было на альтинге, а убийство сразу же после альтинга. Скафти сказал:

— Сдается мне, что, разбирая эту тяжбу, вы упустили из виду, что одной стороной оказался человек, объявленный вне закона и не имеющий права ни обвинять, ни защищаться. И я утверждаю, что Греттир не может быть участником тяжбы об убийстве. Пусть ее примет следующий, кому полагается по закону.

Тогда Тородд Обрывок Драпы сказал:

— Кто же тогда ответит за убийство Торбьёрна, моего брата?

— Это уж смотри сам, — говорит Скафти, — но родичи Греттира не станут расплачиваться за него или за его дела, если этим не купишь ему мира.

И когда Торвальду, сыну Асгейра, стало известно, что Греттира отстранили от тяжбы об убийстве, он стал выяснять, кому должно перейти ведение тяжбы. Вышло, что ближайшие родичи теперь Скегги, сын Гамли с Каменпиков, и Оспак, сын Глума с Косы, что у Горечи. Они были мужи воинственные и предприимчивые. Пришлось теперь Тородду выложить виру за убийство Атли, а это было две сотни марок серебром. Тут Снорри Годи предложил:

— А не лучше ли будет вам, люди с Хрутова Фьорда, — сказал он, — если с вас снимут эту плату, а Греттира помилуют, ибо, думаю, что, объявленный вне закона, он причинит много зла.

Родичи Греттира очень за это ратовали, говоря, что не надо им тогда и денег, если Греттиру будет мир и прощение. Тородд сказал, что, видно, дело его зашло в тупик, и он со своей стороны готов прекратить его. Снорри посоветовал узнать сперва, согласится ли Торир из Двора на прощение Греттиру. Тот же, узнав об этом, очень разъярился и сказал, что Греттир как был вне закона, так и останется, и не то что помиловать его, а нужно положить за его голову больше, чем за любого отверженца. И так он этому воспротивился, что ничего из помилования не вышло. Гамли со своими получил деньги и сохранил их, а Тородд Обрывок Драпы никакой виры за своего брата Торбьёрна не получил. Они с Ториром оба положили деньги за голову Греттира, по три марки серебром. Это было всем в новинку, ибо прежде никогда не назначали более трех марок. Снорри сказал, что неразумно было лезть на рожон ради того, чтобы оставить вне закона человека, способного причинить столько зла, и что многие за это поплатятся. На этом люди разошлись и поехали с тинга домой.

LII

Греттир, перейдя через перевал Трескового Фьорда в Длинную Долину, стал запускать руку в чужое добро и забирал у тамошних жителей все, что хотел: у кого оружие, у кого одежду. Они по-разному расставались со своим добром, но стоило ему уйти, все заявили, что делали это по принуждению. В Озерном Фьорде жил тогда Вермунд Тощий, брат Стюра Убийцы. Он был женат на Торбьёрг, дочери Олава Павлина, сына Хёскульда. Ее прозывали Торбьёрг Толстая. В то время как Греттир находился в Длинной Долине, Вермунд был на тинге.

Греттир перешел через гребень к Жилью у Горячих Источников. Там жил человек по имени Хельги. Он был там из лучших хозяев. Греттир взял у него доброго коня. Потом он отправился в Упряжечную Долину. Там жил человек по имени Торкель. Он жил в достатке, но сам мало чего стоил. Греттир взял у него все, что хотел, а тот не посмел ни дать ему отпор, ни даже слова молвить. Оттуда Греттир поехал на Пески и дальше по всему фьорду, забирая с каждого двора еду и одежду, и многим крепко от него доставалось, и было им это в тягость. Греттир вел себя дерзко и нисколько не остерегался. Так он добрался до самой Долины Озерного Фьорда и отправился там на летовья. Он провел там много ночей, лежал себе в лесу, спал и ничего не боялся. А пастухи узнали про это и пошли по дворам, рассказывая, что появился в округе нечистый, с которым нелегко будет справиться. Тогда жители собрались все вместе, числом три десятка, спрятались в лесу, чтобы Греттир не проведал, и подослали пастухов разнюхать, когда будет лучше напасть на него. Но они еще не знали наверное, кто это.

Вот однажды случилось, что когда Греттир лежал и спал, подкрались к нему эти люди и, увидев его, сговорились, как лучше его захватить, чтобы меньше было потерь в людях, и решили так, что пусть десятеро на него набросятся, а другие вяжут ему ноги.

Сказано — сделано. Накинулись они на него, но Греттир как рванется — они все так и покатились. Он же приподнялся на четвереньки, и тут они набросили ему на ноги путы. Тогда Греттир дал двоим по уху, и они оба свалились замертво. Тут навалились на него всей силой, но он отбивался долго и упорно. Все же кончилось тем, что они его уложили и связали. Потом принялись они рассуждать, как поступить с ним. Они просили Хельги из Жилья у Горячих Источников взять его к себе, под свой присмотр, покуда не вернется с тинга Вермунд. Хельги сказал:

— Найдутся для моих работников дела и поважнее, чем сторожить его, земли-то у меня хватает. Так что этот путь для него заказан.

Тогда стали они просить Торкеля из Упряжечной Долины взять Греттира к себе, говоря, что он человек с достатком. Торкель ни в какую:

— Я, — говорит, — живу один в доме со своей старухой, ото всех в отдалении. Вам не удастся взвалить на меня эту обузу.

— Ты, Торальв с Песков, — говорят они, — возьми Греттира к себе и позаботься о нем до конца тинга. А не то отвези его с плеч долой на ближайший двор, да смотри, чтобы он не сбежал. Оставь им его связанным, каким берешь к себе.

Тот отвечает:

— Не хочу я брать к себе Греттира, ведь у меня нет ничего за душой, чтобы содержать его. И не на моей земле его схватили. Не велика честь, а хлопот не счесть брать его к себе и что-то с ним делать. Так что ноги его не будет в моем доме.

Так они перебрали всех хозяев, но каждый находил отговорку. Об этом их разговоре веселые люди сложили стишок «Хлопоты с Греттиром»59, и в нем было много смешных слов людям на потеху. Долго так проговорив, согласились они на том, что нечего обращать свое счастье в несчастье, взялись за дело и поставили в лесу виселицу, и решили повесить Греттира, и очень галдели по этому поводу.

Тут они видят: едут вверх по долине трое и один в крашеной одежде. Они смекнули, что это, верно, Торбьёрг хозяйка с Озерного Фьорда. Так оно и было: она направлялась к летовью. Она была женщина недюжинная и большой мудрости. Когда Вермунд бывал в отъезде, она распоряжалась в округе и заправляла всеми делами. Она свернула к толпе, и ее сняли с седла. Люди учтиво ее приветствовали. Она