застилает глаза или над ним глумится47.

Свершив это деяние, Греттир поехал к себе в Скалу и провел зиму дома.

XXXVI

Торбьёрн Бычья Сила давал большой осенний пир, и съехалось много народа. Это было в то самое время, как Греттир ездил на север, в Озерную Долину. Был на пиру и Торбьёрн Путешественник. О многом там было говорено. Люди с Хрутова Фьорда расспрашивали о той битве Греттира с Кормаком, что была на гряде летом. Торбьёрн Бычья Сила с похвалой отзывался о Греттире, говоря, что Кормаку пришлось бы плохо, если бы их не разняли. Тут заговорил Торбьёрн Путешественник:

— Во-первых, — сказал он, — я не видел, чтобы Греттир чем-нибудь отличился в битве. По-моему, у него и сердце-то ушло в пятки, когда мы подошли, он и не чаял, как покончить с битвой. И я что-то не видел, чтобы он пытался отомстить за работника Атли. Поэтому и нет в нем никакого мужества, если только не на его стороне сила.

Торбьёрн очень потешался, но многие ему возражали, говоря, что он зря зубоскалит и что если бы эти слова дошли до Греттира, тот бы дела так не оставил. Больше ничего на том пиру не произошло. Люди разъехались по домам. Вражда между Торбьёрном и Греттиром всю зиму не утихала, но до нападений не дошло. Ничего в ту зиму не случилось.

XXXVII

Ранней весной пришел из Норвегии корабль. Это было незадолго до тинга. У корабельщиков было что рассказать, и первое, что сменилась власть в Норвегии. К власти пришел теперь Олав конунг, сын Харальда, а Свейн ярл весною бежал из страны после битвы при Мысах. Много всего замечательного рассказывали они про Олава конунга, и среди прочего — что он благоволил к людям, которые чем-либо отличились, и приближал их к себе. Многие молодые мужи этому обрадовались и захотели ехать в Норвегию. И, узнав эти новости, Греттир тоже загорелся желанием отправиться в плаванье, надеясь снискать у конунга почет и славу не хуже прочих.

На берегу у Гусиной Бухты в Островном Фьорде стоял корабль. Греттир договорился с корабельщиком и стал собираться в дальний путь. Снаряжение его было невелико.

Асмунд стал теперь совсем дряхлым стариком и почти не оставлял постели. У них с Асдис был сын, еще мальчик, по имени Иллуги, очень многообещающий. Атли взялся теперь управлять всем их хозяйством и имуществом, и от этого была немалая польза, потому что он был человек дельный и предусмотрительный.

Греттир отправился на корабль. На этом самом корабле собрался ехать и Торбьёрн Путешественник, когда они еще не знали, что на нем поплывет Греттир. Многие отговаривали Торбьёрна плыть на одном корабле с Греттиром, но Торбьёрн говорил, что все равно поплывет. Он задержался со сборами и приехал на север, к Гусиной Косе, только тогда, когда корабль уже был готов к отплытию. Перед тем как Торбьёрну уехать, напала хворь на Асмунда Седоволосого, и он совсем перестал вставать с постели. Торбьёрн Путешественник приехал на берег к вечеру. Люди собрались уже ужинать и мыли руки возле своих землянок. И когда Торбьёрн ехал верхом по проходу между землянками, все здоровались с ним и спрашивали, что нового.

Он сказал, что ему, мол, нечего рассказывать, «кроме разве того, что воин Асмунд из Скалы теперь уже, верно, умер».

Многие на это ответили, что вот отошел в иной мир достойный человек, и спросили, как это случилось.

Торбьёрн отвечает:

— Незавидная выпала воину доля: он задохся, как собака, в печном дыму, но нечего о нем и жалеть: ведь он совсем выжил из ума.

Они отвечают:

— Чудно ты рассуждаешь о таком человеке. И если бы Греттир слышал, ему бы это не очень понравилось.

— Невелика беда, — сказал Торбьёрн, — и Греттиру надо выше поднимать меч, чем прошлым летом, на Гребне Хрутова Фьорда, чтобы я его боялся.

Греттир же слышал каждое слово Торбьёрна, но пока Торбьёрн болтал все это, не подавал виду, что слышит. И когда тот замолчал, Греттир сказал:

— Предсказываю тебе, Путешественник, что ты-то не умрешь в печном дыму. Может, впрочем, статься, что ты умрешь и не от старости. Слыханное ли дело, беспричинно, глумиться над человеком!

Торбьёрн сказал:

— Этим ты меня не напугаешь. И ты, сдается, был не такой задиристый, когда мы спасали тебя от людей с Каменников, бивших тебя, как скотину48.

Греттир сказал тогда вису:

Длинный язык в беседе

Часто мужам мешает.

Пустое болтать нетрудно,

Да тяжела расплата.

Ты, Путешественник, помни:

Стражи казны49 иные

Смертью наказаны были,

Хоть мне и меньше вредили.

Торбьёрн сказал:

— Я сейчас не ближе к смерти, чем раньше, что бы ты там ни болтал.

Греттир отвечает:

— Покуда то, что я предсказывал, не заставляло себя долго ждать, так будет и на этот раз. Защищайся, если хочешь, а то будет поздно.

Потом Греттир ударил мечом Торбьёрна. Тот выставил вперед руку, думая отвести от себя удар, но удар пришелся по руке, повыше запястья, потом меч соскочил на шею, и голова слетела с плеч. Торговые люди сказали, что он здорово рубит, совсем как конунговы люди, и они не видели большой потери в том, что убит Торбьёрн, потому что он был и вздорный, и злоязычный.

Немного погодя они вышли в море и пришли к концу лета в Норвегию, южнее Хёрдаланда. Там они узнали, что Олав конунг на севере, в Трандхейме. Греттир устроился на торговый корабль, шедший на север, потому что он хотел встретиться с конунгом.

XXXVIII

Ториром звали одного человека, жившего на хуторе Двор в Главной Долине. Он был сыном Скегги, сына Бёдольва, а Скегги занял Бочажную Округу до Бочажного Мыса. Он был женат на Хельге, дочери Торгейра с Рыбачьего Ручья. Торир, их сын, был мореход и человек именитый. У него было два сына: одного звали Торгейр, а другого Скегги. Оба подавали большие надежды и ко времени этих событий были уже совсем взрослыми. Торир был в Норвегии в то лето, когда приехал с запада, из Англии, Олав конунг. Он вошел в большую милость к конунгу, и к Сигурду епископу тоже. Это видно, например, из того, что, построив в лесу большой торговый корабль, Торир попросил Сигурда епископа его освятить, и тот выполнил просьбу. После этого Торир уехал в Исландию и, когда ему наскучило плаванье, велел разобрать корабль, а резные доски со штевней прибить над своею входной дверью. Они долго там были и предсказывали погоду: в одной гудело к южному ветру, а в другой — к северному.

Когда Торир узнал, что Олав стал единовластным конунгом всей Норвегии, он решил, что теперь пора напомнить ему о себе. Тогда Торир послал в Норвегию к конунгу своих сыновей, рассчитывая, что они будут служить ему. Поздней осенью они пристали на юге Норвегии и, взяв весельную лодку, пошли вдоль берега на север, думая дойти так до конунга. Они зашли в одну бухту южнее мыса Стад и несколько ночей простояли там. Еды и питья у них было вдоволь, и так как погода была плохая, они не выходили в море.

Теперь надо рассказать, что Греттир с торговыми людьми шли вдоль берега на север и часто попадали в бурю, потому что дело было к зиме. И когда они продвигались на север неподалеку от мыса Стад, их застигла сильная буря, с вьюгой и морозом, и вот однажды вечером они с трудом подошли к берегу, все измученные, и, бросив якорь у какого-то пригорка, укрыли свое добро и товары.