Вот это номер! Все сходится… и стена, и ночь, и человек без глаза. Надо же, чтобы так вышло, совпало! Как будто эта встреча была предопределена свыше. Ничто не смогло ей помешать. Проведение заранее, и как водится без нашего участия, выбрало время и место.

— Ты Олесь? — произнес я, поднимаясь на ноги.

— Он самый, — человек улыбнулся. — Откуда знаешь?

Он был примерно моего возраста, и я не стал настаивать на общении на «Вы».

— Алексей, пулеметчик рассказал.

— Все рассказал? — белорус прищурил свой единственный глаз.

— Все или нет сказать не могу, но порядком.

— И как, сумасшедшим меня не считаешь? — Олесь едва заметно улыбнулся.

— Пока не знаю, — я не стал лукавить. — Поживем, увидим.

— Хороший ответ, — лесник протянул руку. — Как меня кличут вы знаете, а вот как вас звать- величать?

Мы с Лешим по очереди пожали протянутую пятерню и представились, правда очень коротко, без всяких разъяснений должностей и так сказать функциональных обязанностей. Просто полковник Ветров и подполковник Загребельный.

— У-у-у… большие чины, — присвистнул лесник. — Что, ждете небось?

— Ждем, — подтвердил я и почему-то был уверен, что уточнять кого именно мы ждем не требуется.

— Сегодня атаки не будет, — Олесь поглядел на быстро темнеющий горизонт. — Ночь скоро, а ночь это не их время.

— До наступления темноты еще часа полтора, так что еще многое может случиться, — парировал Леший.

— Ничего не будет, — упрямо повторил белорус. — Кентаврам надо еще успеть добраться до нор. А поблизости у них пока нет ни одной.

— Нор? Каких нор? — с нескрываемым интересом осведомился Загребельный.

Лесник заговорщицки усмехнулся и полез себе за пазуху. Из внутреннего кармана плаща он добыл небольшую пластиковую коробочку. Коробочка как коробочка, кубик из оргстекла размером не более пяти сантиметров. Сквозь прозрачную пластмассу была видна пара тонких стальных игл, вплавленных изнутри в две противоположные стенки. Они служили держателями. Оба острия втыкались в края крохотной ажурной рамки. Металл, из которого та была сделана, был неестественного голубого цвета. Нет, он не был покрашен, он был именно лучистого голубого цвета.

Мы с Лешим с недоумением и подозрением уставились на это явно самодельное устройство. Олесь положил коробочку на ладонь, подождал пока рамка успокоится, а затем прокомментировал результат своего эксперимента:

— Не вертится.

— Видим, что не вертится, — буркнул я. — И что это должно означать?

— Что нор, из которых приходят кентавры, поблизости нет.

Услышав такой ответ, мы с Лешим довольно долго молчали, переваривали, так сказать. Лесник подбросил нам информацию, о которой раньше никто и слыхом не слыхивал. Странно, ведь не только он один шастал по пустоши. Почему другим эти самые норы не попадались? Я уже хотел, отбросив всякую дипломатию, задать этот вопрос, но мой товарищ опередил меня и зашел с другой стороны.

— Что это у тебя за штуковина? — Загребельный кивнул на коробочку. — Откуда взял?

— Друг подарил. Когда я уходить собрался, тогда и подарил. Полезная оказалась вещь! Работает безотказно. С помощью нее туннели враз можно засечь.

— Стоп, стоп, стоп! — Леший замахал руками, словно рефери, дающий команду «Брек!». — Я что-то туго въезжаю во всю эту историю. Кто ты такой, Олесь? И откуда такие подробности о кентаврах? Ты что, «Дискавери» втихаря смотришь?

— Олесь служил лесником, — я решил сэкономить время и довести до сведения приятеля основные моменты данной темы. — Недавно притопал аж с самой Белоруссии. — Тут я счел своим долгом оговориться. — Это он так утверждает, что с Белоруссии, до которой, между прочим, километров так с полтысячи будет.

После этого уточнения губы лесника дрогнули в горькой усмешке. Я сделал вид, что не заметил ее, и продолжил:

— Олесь рассказывает удивительные истории о белорусском сопротивлении, но основная его забота — изменить приоритеты жителей Одинцово, а затем вероятно и в мировом масштабе.

— Люди должны больше отдавать этому миру, чем брать от него. Тогда-то все и начнет налаживаться.

Одноглазый ничуть не обиделся на фразу наивного Чапаевского ординарца, которой я охарактеризовал его планы. Что ж, это хорошо. Значит не дурак. Я кивнул, тем самым поблагодарив лесника за весьма полезное уточнение, и со вздохом завершил свой краткий рассказ:

— Но, увы, пока голос Олеся так и не был услышан.

— Это ты хорошо заметил, полковник, — белорус поднял указательный палец к уже практически черному небу. — Пока не услышан. Но я продолжаю надеяться.

— Больше отдавать, чем брать… Сделать человечество добрее и мудрее… Мир, дружба, жвачка… — Покачал головой подполковник ФСБ. — Все это жутко смахивает на пустопорожние лозунги. Передохнем все, пока будем высаживать травку и разводить мотыльков.

Словно желая получить поддержку, Загребельный покосился на меня. Однако я разочаровал его и неопределенно пожал плечами. Согласиться с приятелем не давало одно воспоминание: ровные рядки молоденьких ярко зеленых растений, которые я видел не далее, как вчера. Было в них что-то… Какая-то сила. И она давала сто очков вперед силе любого оружия.

Когда я оторвался от своих воспоминаний, то вдруг увидел, что Олесь смотрит на меня и на губах у него играет едва заметная улыбка. Чего это он? Я даже слегка смутился.

Прервать эту несколько затянувшуюся пантомиму из взглядов и жестов помогло мое так и неудовлетворенное любопытство. Его раззадорил еще покойный пулеметчик Лёха, когда первый раз упомянул о существовании странного белоруса.

— Олесь, говорят, ты многое повидал? — зашел я издалека.

— Порядком, — согласился лесник.

— Может расскажешь?

— О чем именно?

— О Белоруссии, о ханхах, о том, как все было… — предвидя долгий разговор, я указал на ящики с патронами, на которых мы с Андрюхой только что сидели.

— Многие мне не верят, — предупредил Одноглазый.

— Не волнуйся, мы с полковником уж разберемся где правда, а где… — Леший запнулся, подбирая подходящее выражение, — ну, будем говорить некоторые преувеличения.

— Попытка номер две тысячи сто семьдесят четыре, — со вздохом проинформировал лесник и первым опустился на импровизированный табурет.

Когда мы пристроились рядом, он молчал, как видно собираясь с мыслями. Похоже, боялся, что попытка номер две тысячи сто семьдесят четыре может закончиться точно так же, как номер две тысячи сто семьдесят три.

— Ну, начни уже с чего-нибудь, — нетерпеливо потребовал Андрюха.

— А лучше всего с главного, — предложил я.

— С главного? — Олесь призадумался. — Тогда пожалуй так: вы видели когда-нибудь корабли ханхов?

— Видели, — однозначно отрезал Загребельный.

— А когда и как вы их увидели в первый раз?

— Через оптику смотровых приборов, когда пер на них в колонне БМП, — проворчал Леший, и по его тону всем сразу стало понятно, что подполковнику не очень хочется вспоминать тот день.

— Ясно, — Олесь удовлетворенно кивнул. — А ты, полковник, что скажешь?