— Сочтемся, — буркнул Леший.
— Как тебя сюда занесло? — я старался не расслабляться и концентрировать внимание на дороге, на которой могло произойти что угодно. Честно говоря, это было сложно. Я то и дело косился на хмурое, выпачканное сажей лицо приятеля, который сегодня был на удивление немногословен. Странно. Сердце вдруг гулко екнуло. Нутром я почувствовал беду.
Глава 6
— У нас около часа, — Леший в упор глядел на Крайчека. — Потом эти махины сделают с вами то, что они сделали с Красногорском.
— Неужели пробьют стены? — в ужасе пролепетала стоявшая рядом с Томасом Нина.
— Пробьют, — с горькой уверенностью вынес вердикт Загребельный.
— Три метра толщиной, кирпич и бетон, — напомнил архитектор Хлебников. — Разрушить такое…
— Я видел, как они снесли железобетонный мост, под которым проходили, — Леший в пух и прах развеял оптимизм Хлебникова.
— Так какой у нас выход? — Крайчек ждал совета от подполковника.
— Уходить, — не задумываясь, ответил Леший. — Собрать всех людей в единый кулак и пробиваться на юго-восток. Сперва к Подольску, а затем возможно и к Серпухову.
Тут в разговор вмешался крепкий поджарый мужчина, который, насколько я помнил, вместе с Нестеровым занимался подготовкой разведчиков и охотников:
— Со всех стен докладывают, что замечено значительное оживление вокруг периметра. Кентавры пока не нападают, но они то и дело появляются в зоне видимости дозорных.
— Похоже, они крепко за нас взялись, — присвистнул я. — Вот, блин, цирк-зоопарк какой получается!
— Все, некогда болтать! — Томас стряхнул с себя оцепенение. — Согласен с предложением о немедленной эвакуации. Другие мнения есть?
Окружавшие его люди угрюмо промолчали.
— Значит, решение принимается. — Крайчек повысил голос. — Срочно собирайте людей у Южных ворот. Через полчаса выступаем.
К южным воротам обитатели лагеря стекались со всех сторон. Неустанный, вибрирующий в нервах вой сирены все подгонял и подгонял их. Хотя казалось куда уж больше. Люди и так неслись со всех ног, спотыкались, падали, теряли на ходу те немногие пожитки, что удалось прихватить с собой. Слышались призывные крики затертых в толпе, потерявшихся в суматохе, плач детей, причитание женщин, громкие команды командиров, пытающихся организовать перепуганную толпу в жалкое подобие организованной колонны. По бокам ее выстраивались мужчины. Они не имели личных вещей. Только оружие, массу оружия, все оружие, которое имелось в Одинцовском арсенале. Мужчин оказалось значительно меньше, чем хотелось. Человек так двести пятьдесят. Правда еще не прибыли все охранники со стен, и это вселяло надежду, что общее количество боеспособного личного состава перевалит за три сотни.
Батальон получается, — подумал я, взвешивая шансы на удачный прорыв. С одной стороны батальон это не так уж и мало. Пожалуй, я еще ни разу не слышал, чтобы столь многочисленный и хорошо вооруженный отряд испытывал серьезные затруднения при передвижении по пустоши. Но, правда, и противник уже совсем не тот, что раньше. Кентавры стали действовать организованней рассудительней и хитрей, да и наплыв их сегодня в районе Одинцова казался невероятным. Паломничество прямо какое-то. Можно подумать, что колония Крайчека вдруг стала кентаврам как кость поперек горла, и они заявились сюда с бешеным желанием исправить это, так сказать, неудобство.
— Командир, их там с полсотни, и постоянно прибывают, — мои мысли прервал крик наблюдателя, дежурившего на временной стене, которая перегораживала проем в так и не достроенных южных воротах.
— Это плохо, — прошипел стоявший рядом со мной Томас Крайчек. Сказал это он, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал сам для себя.
— Надо выходить. Тянуть больше нельзя, — высказал я свое мнение.
— Да, конечно, — Томас кивнул и тут же повернулся к минерам, которые прилаживали заряд к основанию тонкого, естественно, по сравнению с основными капитальными стенами заграждения. — Живее, парни, живее!
— Все готово.
Инженер Ковалев вместе с двумя своими помощниками оставили прикрепленные к кладке аммоналовые шашки и, разматывая тонкий провод, стали приближаться к моему БТРу, который стоял в голове готовящейся к прорыву колонны.
— Смотрите мне, — предупредил я, — чтоб машина прошла в пролом!
— Пройдет, — заверил Ковалев. — Даже еще по метру с каждой стороны останется. Взрыв будет направленный, так что большая часть кирпича вылетит наружу. Завал, конечно, образуется, но надеюсь небольшой. БТР его преодолеет.
— Тогда заводись, полковник, — Крайчек протянул мне руку. — Через пару минут выходим. И как говорят русские: ни пуха, ни пера.
— К черту, — я стиснул худую жилистую ладонь Томаса и полез на броню.
Пока поднимался, бросил несколько оценивающих взглядов на укрепленные прямо на крыше БТРа пулеметы. За неимением времени, а главное более конструктивной идеи, станки двух «Утесов» просто примотали проволокой и веревками ко всему, что хотя бы на сантиметр выступало из брони. Крышки и щитки, поручни и рукоятки… в дело пошло все, что хоть как-то могло удержать бешено скачущие при стрельбе пулеметы.
Учитывая габариты «Утесов», расположить их смогли лишь поперек кузова, в результате чего «восьмидесятка» стала похожа на какой-то древний фрегат, основная огневая мощь которого сосредотачивалась по бортам. Правда, глядя на новорожденного монстра, в моей голове не возникало особых иллюзий. Пулеметчики создали не машину для убийства, а скорее для самоубийства.
Во-первых, по причине все тех же габаритов пулеметы расположились валетом. То есть дуло одного «Утеса» маячило в каком-то метре от казенника второго НСВ. И лично я не мог дать гарантии, что в суматохе… нет, какой там, в истерии боя коллеги пулеметчики не угостят друг друга двенадцатимиллиметровой свинцовой пилюлей или не поджарят полуметровым огненным факелом, бьющим из ствола.
Вторая опасность заключалась в том, что оба пулеметных расчета располагались на броне совершенно открыто. Каждый из бойцов рисковал слететь под колеса при неожиданном ударе или рывке бронированной машины. И это я еще не вспоминал о возникшей совершенно недавно привычке кентавров швырять в меня всякие увесистые предметы.
Я постарался не думать о том, во что может превратиться человеческое тело, попади оно под дождь тяжелых и острых каменных обломков, и как можно ободряюще кивнул пулеметчику Лёхе, который именно в этот момент привязывал себя к люку куском толстого капронового шнура. Он кивнул мне в ответ и улыбнулся. Невеселая такая улыбка получилась, вымученная. И я понял, что он все прекрасно понимает.
Только я спустился в люк, как прогремела команда Крайчека:
— Приготовиться!
Ах ты, цирк-зоопарк! Уже?! Пора?! Я грохнулся на водительское кресло и в спешке запустил мотор. И только услышав его деловитое урчание, почувствовал себя уверенней. Что ж тут поделаешь, видать такой уж я человек, технарь, механик, фанат смертоносных железных игрушек. Мое нормальное состояние это