верхней кромки Татьяниного передника, ощутив знакомую нежную упругость ее груди.

– Здесь? – переспросила она, отвернув кромку.

На внутренней стороне передника была приколота иголка с длинной белой ниткой, намотанной крест- накрест на иголку.

– Да, – подтвердил Хохлов, – точно такая же.., и ее нужно найти…

С этими словами он вышел в коридор и, подойдя к тому месту, где совсем еще недавно вставал на стул, опустился на колени и стал что-то искать на ковре. Через несколько минут он бросил это занятие, с досадой пробормотав:

– Это все равно, что искать иголку в стоге сена.

Солодовников и Татьяна с интересом наблюдали за ним, ни во что не вмешиваясь. Солодовников начал подозревать, что у его приятеля поехала крыша. Татьяна справедливо полагала, что помощь следствию следует оказывать только тогда, когда оно само попросит. А то, что это рано или поздно произойдет, она не сомневалась.

Посидев немного на ковре, Хохлов с криком:

– Я знаю, как это сделать! – неожиданно вскочил и куда-то побежал, на ходу бросив зрителям:

– Я сейчас!..

Вернулся он через пять минут с какой-то железякой в руках.

– Что это? – спросил Солодовников.

– Магнит, – с довольной улыбкой сообщил Хохлов, – и довольно сильный. Я попросил у рулевого.., я так и знал, что у него есть еще один…

Встав опять на четвереньки, он начал водить магнитом по длинному, как мох, ворсу ковра, осматривая время от времени его нижнюю часть.

Через несколько минут он нашел то, что искал:

– Вот она! – воскликнул Хохлов, показывая прилипшую, к магниту иголку без нитки. – Стоп! Руками не трогать! – строго предупредил он своих помощников. – Таня, принеси мне, пожалуйста, полиэтиленовый пакетик.

Спрятав в карман тщательно упакованную в полиэтилен иголку, Хохлов обратился к Татьяне с весьма оригинальным предложением:

– Хочешь, я тебе фокус покажу?

– Ну, покажите, – без особого энтузиазма согласилась она, ожидая какого-то подвоха.

– А мне? – ревниво поинтересовался Солодовников.

– И тебе тоже.

– Давай.

– Как, по-вашему, где сейчас находится капитан?

– На корме, руководит очисткой винта, – уверенно ответил Солодовников. – Ты и ему хочешь этот фокус продемонстрировать?

– Нет, пусть занимается своим делом. До него очередь дойдет попозже… Итак, ты, Таня, идешь в каюту Полины и ждешь там…

– Чего?

– Потом поймешь… А тебе, Витек, придется опять принести стул…

– Ты меня уже запарил с этим стулом! Куда его теперь нести?

– Туда же.

– Мне уже идти? – спросила Татьяна.

– Подожди, сначала дай мне твою иголку.

Татьяна, перестав чему бы то ни было удивляться, отдала иголку и отправилась на указанное в сценарии место.

Забравшись в очередной раз на только что принесенный стул, Хохлов, проделав под потолком какие-то непонятные Солодовникову манипуляции, спрыгнул на пол. Почти одновременно с этим из каюты выскочила Татьяна.

– Что случилось, почему ты здесь? – удивленно спросил ее Хохлов.

– Меня вызывают, – растерянно объяснила Татьяна.

– Кто?

– Капитан.

– Но ведь его нет в Каюте! – воскликнул Солодовников.

Оба зрителя вопросительно посмотрели на Хохлова.

– Поняли теперь, кто выманил в коридор несчастную Полину? – спросил он, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Неужели капитан? – неуверенно предположил Солодовников.

Хохлов постучал по своему лбу костяшками пальцев, намекая на то, что версия Солодовникова не выдерживает никакой серьезной критики.

– Тогда кто же? – обиделся тот.

– Это был неприкаянный, жаждущий отмщения дух непогребенного грешника – Самохвалова, – мрачно сообщил Хохлов, картинно скрестив руки на груди.

Татьяна испуганно взвизгнула.

По окончании сеанса черной магии Хохлов попросил Солодовникова задать ему во время ужина один-единственный вопрос. Ответ на него был, естественно, заготовлен им заранее.

Зная характер своего ответа, а также меню сегодняшнего ужина, он попросил задать этот вопрос ближе к концу трапезы. Хохлову совершенно не улыбалось есть остывшее седло молодого барашка. Блюда из баранины, по его глубокому убеждению, вообще следовало употреблять исключительно в горячем виде.

Конечно, скорее всего этот вопрос в той или иной форме был бы все равно задан кем-либо из присутствующих, но подстраховаться не мешало. Хохлов прекрасно понимал, что наиболее хороши те экспромты, которые готовятся загодя и тщательно.

Ужин проходил в еще более тревожной и безрадостной атмосфере, чем накануне. Общей беседы за столом не получалось. Разговаривали между собой, в основном полушепотом, только ближайшие соседи. Исключение составил выслушанный всеми с большим вниманием краткий отчет капитана о ходе ремонтных работ. Отчет прозвучал, насколько это было вообще возможно в данных обстоятельствах, довольно оптимистично. Суть его сводилась к тому, что до завтрашнего обеда судно должно будет тронуться в путь.

Поэтому вопрос, громко заданный Солодовниковым, сразу привлек всеобщее внимание.

А спросил он, обращаясь к Хохлову, следующее:

– Игорь Сергеевич, а что, в твоем расследовании ничего новенького не обнаружилось?

Хохлов, не успевший к этому времени управиться и с половиной порции баранины, был неприятно удивлен таким вопиющим несоблюдением договоренности. Возмущенно посмотрев в сторону нарушителя конвенции, он понял, что совершил ошибку, не приняв во внимание их отличие в скорости поглощения пищи. Тарелка Солодовникова была пуста.

Хохлову ничего не оставалось, как начать реализацию разработанного накануне плана. С сожалением отодвинув тарелку, он грустно ответил:

– Новости, безусловно, есть, и даже очень интересные, но я не знаю, есть ли смысл их сейчас рассказывать… Может быть, это не всем интересно?

Вопрос, заданный в такой форме, не допускает положительного ответа. Поэтому с разных концов стола послышались одобрительные реплики:

– Нет, нет, Игорь Сергеевич!.. Интересно!..

Расскажите, пожалуйста!.. Очень интересно!..

Мы все вас очень просим!

Хохлов ждал, ожидая реакции капитана. Его роль в сегодняшнем спектакле, согласно написанному им сценарию, была одной из центральных. Но капитан сам должен был взять ее на себя.

Он не заставил себя ждать: