«Афтамат — трешотка, автамабиль — колеса…» — ну и дальше в том же духе.

— Богато насекретили, — я вернул каракули капитану и повернулся к преданно улыбавшемуся мне радисту: — Ну что, дружок! — от того, как я ощерился, а еще больше от диссонанса между моим ласковым тоном и гримасой, более подходящей какому-нибудь кровавому маньяку, Сокол (так звали радиста) отшатнулся.

— Я честно все сказал, бля буду!

— Что, правда? — я продолжал пугать его. — Прям так и будешь?

— Да, то есть — нет.

— О, да ты совсем запутался… То «да», то — «нет». Короче, слушай меня внимательно! — Я даже пальцем в него прицелился, чтобы парень важность момента просек. — Мы тебя отпускаем, но ты сейчас пойдешь во двор, найдешь Сантика… Знаешь такого? — Парень закивал столь энергично, что даже нечесаные лохмы на голове встопорщились. — Поступаешь ты в распоряжение Сантика. И если он мне хоть словом на тебя пожалуется… — и снова людоедская улыбка «осветила» мое лицо.

— Да, конечно же, дядечка… — ни с того ни с сего поименовал меня бредун.

— Ну! Смотри у меня! — погрозив напоследок кулаком, я вывел этого молодого (если двадцать и исполнилось, то года два назад — не больше) парня, в коридор и, высунувшись в окно, крикнул:

— Сантик! Встреть у дверей, он теперь за тобой будет числиться!

— Слушай, Илья, а чего ты такой беспросветно добрый? — капитан полез в нагрудный карман и что-то достал оттуда.

— С чего ты взял? — Мы по-прежнему с комфортом расположились в радиорубке и предавались благостному безделью, после того как на связь с нами вышел полковник и сообщил, что в Михнево все относительно тихо, а вот новые данные, полученные после, как он выразился, «малинской группировки противника», требуют детального анализа.

Лейтенант Боря связь мне наладил, но ни Гедевана, ни Андреича поблизости от радиоузла в Торжке не оказалось. Про Валерку знакомый радист сообщил, что он пошел пообедать, а Андреич был где-то у вояк.

Можно было оставить донесение, но возиться с шифровальным блокнотом мне совершенно не хотелось. С другой стороны, мы уже довольно глубоко влезли в местные разборки (или нас в них втянули — это как посмотреть), а бросать дело на полдороге не в моих привычках. А уж питомник садоводческий — вон, уж на что Говорун человек спокойный, а аж засиял весь, когда я ему сообщил, что за соседним лесом находится то место, откуда его «кустики» происходят. Но, может быть, причина была в другом — иногда членов рейдовых партий, обнаруживших что-то важное с экономической точки зрения, «брали в долю». Так мы между собой называли, когда какой-то небольшой процент прибыли от обнаруженного освоенного объекта отчислялся в специальный фонд, а уж там он распределялся между бойцами группы. И питомник института садоводства вполне тянул на такое предприятие. Стоило мне хотя бы примерно прикинуть, сколько денег можно заработать на этом, как в ушах вставал звон золотых монет, а перед глазами появлялись сладкие видения банковских кладовых. И это при том, что я, пожалуй, все-таки меньше прочих материально заинтересован, если так можно выразиться. Так что ничего не оставалось, как достать этот самый блокнот и вежливо попросить наших союзников с Юга оставить меня одного на некоторое время.

— А вот который раз уже отпускаешь противников, — продолжил Петр, когда спустя четверть часа я позвал их назад и Афанасьев сел передавать мою шифровку. — У нас во время Крымской войны таких «добреньких» не любили. Это ведь как — ты сегодня аскера[57] пожалел, а он завтра кого-нибудь грохнет, а то и не одного. Или татарские ополченцы, или парни из Непримиримых.[58]

— У вас сколько народу на Юге живет?

— Миллионов пятнадцать, может, и двадцать, я точно не знаю.

— А у нас отсюда до Питера дай бог четыре наберется. Так что если каждому, кто на другой стороне оказался, глотку резать или в затылок стрелять, то кто тогда пахать и сеять будет, а, капитан? Радист этот, к примеру, чем тебе насолил?

— Ну, вы же сами со скандинавами…

— А он что, скандинав? Или прибалт? А где доказательства?

— Убедил! Хрен с ним, с радистом! А главарь?

— А он чем отличается? Он что, пытал кого, дома жег? По большому счету, он от нас с тобой, капитан, отличается немногим.

— Ты говори, говори, да не заговаривайся!

— Хочешь пример?

— Ну?

— Ты вот кто?

— В смысле?

— Чем занимаешься и вообще?

— Капитан армии Югороссии Верстаков Петр. И?

— «А что это за государство такое? Первый раз слышу?» — спросит тебя, ну, скажем, человек, который последние тридцать лет провел на каком-нибудь атолле Вануату.

— Это где такой?

— В Тихом океане где-то… Не в этом суть… Короче — он тридцать лет проспал…

— И?

— Так вот, капитан, для него и ты, и я, и Зяма этот — никакие не офицеры и не разведчики, а обыкновенные бандиты. А «государства» наши, — слово «государства» я нарочно произнес ерническим тоном, — бандитско-разбойничьи анклавы. А мы с тобой, Петя, — просто бандиты!

— Поговори у меня! — Верстаков даже приподнялся с кресла. — За такие заявления можно и по шее получить. И вообще, эти твои догоны отдают либ… — он замешкался, вспоминая непривычное слово.

— Либерализмом и гуманистическими идеалами?

— Во! Точно!

— Ну, либерализмом тут и не пахнет, — поскольку кое-кто называет нас «цепными псами», а гуманистические идеалы я исповедую, да. Когда домой живой возвращаюсь… У камина эдак сяду и исповедую…

Капитан посмотрел на мою манерную позу и чопорно-возвышенное выражение лица и прыснул в кулак.

— Все шутки шутишь?

— А как же. Мозг — он, как и бицепс, тренировки требует. Но выкладки тем не менее все обоснованы. Мы, по большому счету от Зямы этого одним-единственным отличаемся — он себе, мы — другим.

Поселок Михнево. 53 километра от города. 17.24.

— Илья, я все спросить хотел, а что у тебя за ботинки такие красивые? — Верстаков сидел рядом со мной на переднем сиденье, точнее — я сидел за рулем, а он рядом.

Мой «тигр» с четверть часа назад загнали в этот узенький проулок, и сейчас мы ждали, когда к нам на переговоры соизволит прибыть Лавочник. Ребята — и мои, и южане — уже заняли позиции вокруг, на чердаках, за заборами и в кустах, а вот мы с Петром изображали из себя сидящих уток или токующих глухарей — это смотря с какой стороны посмотреть.

— «Бейтс»,[59] модель двадцать два шестьдесят один, — ответил я машинально.

— Иностранные?

— Да, американские.

— Со шмотьем вам повезло, бери — не хочу.