музыканты, ученые. Среди них Гнедич, Озеров, Крылов, Батюшков, Грибоедов, Жуковский, Катенин, Пушкин, Карамзин, Брюллов и Кипренский. Вместе с тем оленинский салон, наряду с художниками и поэтами, посещали и представители передовой дворянской интеллигенции. Среди них — будущие декабристы: братья Муравьевы, Никита и Александр, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы, полковник генерального штаба И. Г. Бурцов, штабс-капитан А. О. Корнилович, сослуживец сына хозяина, Петра Алексеевича Оленина, по Семеновскому гвардейскому полку князь С. П. Трубецкой. Художник и медальер Ф. П. Толстой, будучи членом Коренной управы Союза Благоденствия, ввел в дом Оленина братьев Бестужевых — известного романиста Александра и Николая, историка русского флота. Бестужевы с детства увлекались искусством, особенно рисованием.
Мемуары сохранили картину оленинских вечеров. «Предметы литературы и искусства оживляли разговоры, — писал часто бывавший в салоне С. С. Уваров, — совершенная свобода в обхождении, непринужденная откровенность, добродушный прием хозяев давали этому кругу что-то патриархальное, семейное… Сюда обыкновенно приводились все литературные новости, вновь появившиеся стихи, известия о театрах, о книгах — словом, все, что могло питать любопытство людей, более или менее движимых любовью к просвещению».[173] Наиболее близок был хозяину дома И. А. Крылов, с которым его соединяла долголетняя дружба. Оленин покровительствовал баснописцу. По его рекомендации Крылов был принят на службу в Публичную библиотеку. Холостяк Крылов, любивший уют семейного, хлебосольного дома Олениных, стал постоянным посетителем их вечеров.
Однако дружеские отношения не мешали баснописцу иногда высказывать нелицеприятное мнение о хозяине. Есть сведения, что в басне «Соловей», впервые прочитанной в оленинском салоне, содержался намек на Оленина. Действительно, слова басни о том, что «бедняжка Соловей, Чем пел приятней и нежней, тем берегли его плотней» — могли быть прямо отнесены к Оленину, обремененному своими служебными и светскими обязанностями. В эти годы он был президентом Академии художеств, директором петербургской Публичной библиотеки, статс-секретарем, членом Государственного совета — и не имел времени для научных занятий.
О чтении басен Крылова в салоне Оленина упоминала в своих воспоминаниях и А. П. Керн. На одном из вечером у Олениных она встретила А. С. Пушкина, но сначала не заметила его, так как вниманием ее полностью завладел Крылов: «Я никогда не забуду, — писала Керн, — как он был хорош, читая своего „Осла“! И теперь мне слышится его голос и видится его разумное лицо и комическое выражение, с которым он произносил: „Осел был самых честных правил!“.[174] Вечера у Олениных кончались обычно ужином, который подавали на маленьких столиках без церемоний и чинов. За ужином продолжались разговоры, шутки. Так было и в тот вечер, когда Пушкин, видимо, не случайно оказался за одним столом с А. П. Керн, тогда состоялось их знакомство, продолжившееся встречами в Михайловском и запечатлевшееся в одном из поэтических шедевров Пушкина („Я помню чудное мгновенье“). Помимо разговоров о литературе и театре и светских бесед в салоне Олениных часто устраивались театрализованные представления, модные тогда „немые картины“, разыгрывались шарады.
Летом собрания у Оленина продолжались в его имении Приютино в 17 верстах от Петербурга. Туда приезжало много гостей, особенно на именины хозяйки дома, молодежь водила хороводы на лугу, разыгрывались шарады, часто ставились басни Крылова в лицах.
Более специфически литературный и серьезный характер носили собрания у Жуковского, происходившие с перерывом с 1808 до середины 30-х годов. Первоначально кружок людей, „чувствовавших призвание к литературе и понимавших важность благородных умственных занятий“, собирался у Жуковского по пятницам в течение 1808 и в начале 1809 года. Среди посетителей были и литераторы Батюшков, Гнедич, Вяземский, и такие видные сановники, как Сперанский и Оленин, и люди, интересовавшиеся литературными занятиями и в какой-то мере причастные к ним: Уваров, Дашков, Блудов, С. Румянцев (брат Н. П. Румянцева). Часто бывал и Крылов, который особенно любил собрания у Жуковского, „где отсутствие дам, чтение литературных новостей и большая свобода в отношениях развязывали его всегдашнюю осторожность“. Бывавший на этих собраниях Плетнев особенно отметил атмосферу, царившую на них: „Сфера идей, тон суждений, краски языка естественно соглашались с понятиями, стремлениями и умом лиц, соединенных в собрание… ни тени взаимной зависти…“.
После перерыва салон Жуковского был возобновлен в середине 30-х годов по субботам.
„Многие из тогдашних (то есть прежних) посетителей… опять к нему явились, но еще многочисленнее было молодое поколение талантов. Они все были радушно принимаемы добрым хозяином. Им всем у него было равно весело и равно полезно. Живой, острый, окрепший в мышлении ум Пушкина блистал в разговорах светлостью идей, быстротой соображения и верностью взгляда“.[175] Кроме Пушкина, из „молодых талантов“ Жуковского посещали Гоголь, М. И. Глинка, Виельгорский, а из прежних посетителей — Крылов, Гнедич, Вяземский. В салоне читались новые произведения. Глинка — начинающий композитор — музицировал.
Более демократичным, чем салон Жуковского, был салон С. Д. Пономаревой, получивший широкую известность главным образом среди молодых литераторов. Широко образованная, способная женщина, она с 1815 года стала собирать у себя друзей, причастных к литературе. Один из них, баснописец и издатель журнала „Благонамеренный“ А. Е. Измайлов, так отзывался о Пономаревой: „Она действительно имеет необыкновенные таланты и получила отличное воспитание; знает прекрасно немецкий, французский, итальянский языки, отчасти латинский; переводит на русский прозою лучше многих западных литераторов, пишет весьма недурно стихи, рисует, танцует и играет на фортепиано превосходно“. С лицейских лет посещал салон и А. А. Дельвиг, посвятивший хозяйке несколько сонетов. В гостиной С. Д. Пономаревой можно было встретиться почти со всеми петербургскими литераторами. По отзыву современников, это был наиболее демократичный из дамских салонов того времени, как по непринужденной атмосфере собраний, так и по составу посетителей. Молодые поэты очень ухаживали за веселой привлекательной хозяйкой, любившей различные шутки и розыгрыши; то ей приходила мысль обмануть друзей, переодевшись кучером или кухаркой, то решив испытать кого-либо из поклонников, она ложилась в гроб, изображая покойницу. Душой многих вечеров был остроумный Измайлов, блиставший своими баснями, шарадами, эпиграммами. Он же, обратив внимание на Пушкина и его товарищей-поэтов, привлек их в свой журнал и в возглавляемое им „Вольное общество любителей словесности, наук и художеств“. Однако союз „Благонамеренного“ и молодых друзей Пушкина продолжался недолго. Позиции их были слишком различны. Вскоре на страницах журнала появились обвинения Дельвига и Кюхельбекера в „либерализме“. Охлаждение между этими двумя литературными группировками выразилось в потоке эпиграмм, часть из которых зачитывалась в гостиной Пономаревой, которую продолжали посещать и те, и другие.
Двоюродный брат А. А. Дельвига Д. И. Свербеев писал, что „один день у нее бывали литераторы одного кружка, другой день — другого. Впрочем, случалось литераторам разных кружков встречаться у нее, но встречи эти никогда не были поводом к неудовольствию“.[176] В 1824 году из-за скоропостижной смерти молодой хозяйки салон прекратил свое существование.
Наряду с литературными в Петербурге были и театральные салоны, как, например, известный „чердак“ Шаховского. Так называли друзья его квартиру, расположенную на последнем этаже. В отличие от великосветских гостей Оленина здесь собирались писатели, журналисты, актеры. Страстно влюбленный в театр хозяин был другом и наставником многих молодых драматических артистов. Вопросы театра занимали главное место в беседах его гостей.
В 30-е годы салоны начинают носить более сдержанный, серьезный характер. Сказались изменения в общественной обстановке. После 1825 года — осторожнее, а подчас и опасливее становятся разговоры, сужается круг общения, реже устраиваются в салонах различные развлечения — театрализованные представления, шарады и т. п.
Наиболее интересным в этот период был салон Е. А. Карамзиной, вдовы историка, — „самая остроумная и ученая гостиная в Петербурге“, по отзывам современников. Друзья — литераторы и начинающие молодые писатели — постоянно собирались в доме Карамзиных еще при жизни хозяина, который был „одушевителем молодого поколения“. После его смерти Екатерина Андреевна продолжила эту традицию. „У них каждый вечер собирался кружок, состоявший из цвета тогдашнего литературного и художественного мира: Глинка, Брюллов, Даргомыжский — словом, все, что носило известное в России имя в искусстве, прилежно посещало этот радушный, милый, высокоэстетичный дом“. Постоянными
