посетителями были: Жуковский, Пушкин, Хомяков, А. И. Тургенев. Атмосфера интеллектуальных интересов и доброжелательности объединяла очень разных посетителей. „Вельможи, дипломаты, писатели, светские львы, художники — все дружески встречались на этой общей почве; здесь всегда можно было узнать последние политические новости, услышать обсуждение вопроса дня или только что появившейся книги“.[177] Вечера начинались в 10 часов и длились до 1 часу, иногда 2 часов ночи. В обычные дни гостей было 8–10 человек, в воскресенье — более. Обстановка была самая скромная — гостиная с мебелью, обшитой красным шерстяным штофом, выцветшим от времени, скромное угощение, которое состояло из очень крепкого чая с очень густыми сливками и хлеба с очень свежим маслом, из которого Софья Николаевна (дочь историка — Н. Я.) умела делать необычайно тонкие тартинки, и все гости находили, что ничего не могло быть вкуснее чая, сливок и тартинок Карамзинского салона».[178] По наблюдению внимательной и тонкой мемуаристки, «люди отсюда выходили освеженные, отдохнувшие и оживленные». Причиной этому опять-таки был общий настрой — «в гостиной Карамзиной предметом разговоров были не философские вопросы, но и не петербургские пустые сплетни. Литература, русская и иностранная, важные события у нас и в Европе, особенно действия тогдашних государственных людей Англии — Каннинга — и других составляли чаще содержание наших бесед. Эти вечера, продолжавшиеся до поздней ночи, освежали и питали наши души и умы, что в тогдашней душной петербургской атмосфере было особенно полезно».[179] Гостиная Карамзиной, — вспоминал другой современник, — была единственной в Петербурге, где не играли в карты и говорили по-русски.

Подлинным культурным центром Петербурга стал салон В. Ф. Одоевского. Князь Владимир Федорович Одоевский, представитель одной из древнейших дворянских фамилий, был человеком универсальных интересов и способностей — беллетрист, критик, журналист, ученый-естествоиспытатель, музыкант, педагог, библиотекарь.

Каждого, кто приходил в кабинет дома Одоевского (дом Одоевского находился в Мошковом переулке между Дворцовой набережной и Миллионной ул.), — так называемую «львину пещеру», — поражало обилие книг, лежащих повсюду — на полках, этажерках, креслах; выглядывавшие из всех углов скелеты, реторты, всевозможные приборы для химических опытов. Удивлял и костюм хозяина: длинный черный сюртук, черный шелковый колпак на голове — нечто вроде наряда средневекового астролога. Картину довершал черный кот, следовавший по пятам. В этом безмятежном святилище знаний, мысли, согласия и радушия сходился, — по словам В. А. Соллогуба, — весь цвет петербургского населения. Встречи с друзьями происходили два раза в неделю. Частыми гостями салона были Жуковский, Вяземский, Шаховской, Крылов, Пушкин, Гоголь, затем — Лермонтов, Тургенев, Достоевский, Тютчев; ученые — барон Шиллинг, археолог Сахаров, музыканты — Виельгорский, Глинка. Одоевский страстно увлекался музыкой, сочинил ряд вальсов, хоралов, прелюдий. На этой почве сблизился с Грибоедовым. Почти все зарубежные исполнители, дирижеры, композиторы, побывавшие в Петербурге, посещали Одоевского — Роберт и Клара Шуман, Ференц Лист, Гектор Берлиоз и др.

В салоне Одоевского то шли научные дискуссии, то звучала музыка. Графиня Лаваль писала дочери (Е. Трубецкой) в Сибирь об Одоевском: «Он страстно увлекается музыкой, сочиняет, аккомпанирует, играет фантазии, вариации с таким чувством и такой выразительностью, что даже те, кто не понимает музыку, слушают его с удовольствием». Но самым серьезным и плодотворным увлечением Одоевского была педагогика. Педагогическую деятельность он начал в воспитательных домах Петербурга и Гатчины, помогая в организации музыкальных занятий и при этом дружески сойдясь с попечителем М. Ю. Виельгорским. В начале 30-х годов Одоевский познакомился с преподавателем Гатчинского воспитательного дома Е. О. Гугелем и его методом, который оказал на него большое влияние. В первой половине 30-х годов под псевдонимом Дедушки Иринея появляются первые детские сказки Одоевского — «Городок в табакерке», «Мороз Иванович», «Сиротинка» и др. В это же время он подготовил пособия для воспитательных и сиротских домов — «Азбуку для детских приютов», «Руководство для гувернанток», «Наука до науки», впервые в России разработал звуковой метод обучения грамоте; В 1846 году организовал в Петербурге «Общество посещения бедных».

Не только соратники в просветительской деятельности, но и писатели, подобные Кольцову, Белинскому, а потом Достоевскому были постоянными гостями Одоевского по субботам. Современники замечали, что в салоне Одоевского существовало как бы два отделения: одно — светское, в гостиной около княгини, другое — демократическое, в кабинете у князя. А. Тургенев замечал: «Я понимаю княгиню, что она не дозволяет Одоевскому вводить в ее салон всех его субботних гостей… Да, господа, низко упали литераторы, от них со страхом сторонится светское общество…».[180] Несмотря на все старания Одоевского, ему не удалось сблизить литераторов со светским обществом.

К концу 40-х годов демократические писатели перестают появляться в салоне Одоевского, их сменяют сановные посетители. В начале 50-х годов «субботы» Одоевского прекратили свое существование.

В конце 30–40-х годов наряду со светскими салонами стали появляться и разночинные собрания, главным образом литераторов. Такими были, например, «среды» Н. В. Кукольника, довольно иронично описанные в воспоминаниях И. И. Панаева. В конце 30-х годов Н. В. Кукольник вместе с братом занимал квартиру в Фонарном переулке. Там и возникли его приемы по средам, которые посещали не только любители искусства и поклонники литературы, «а всякого рода весельчаки, военные и штатские, пожилые и молодые — даже игроки, аферисты и спекулянты». На этих вечерах нередко читались и новые литературные произведения, чаще самого хозяина. «Каждое чтение… оканчивалось ужином и шампанским. На этих ужинах поэт делал объяснения своим произведениям… Известно, что Кукольник почти всех своих героев заставлял красноречиво пророчествовать и любил сам пророчествовать о себе на дружеских сходках». Например, утверждая, что Пушкин талантлив, но не глубок, предполагая, что сам создает «что- нибудь прочное, серьезное, может быть, дает другое направление литературе». На средах Кукольника часто бывал и играл там важную роль Булгарин, «которого, — добавляет мемуарист, — новое пишущее и читающее поколение этого времени все без исключения презирало».[181]

В начале 40-х годов в Петербурге демократический литературный салон стал собираться на квартире И. И. Панаева в доме Лопатина на Невском у Аничкова моста. В отличие от разношерстных собраний Кукольника это был чисто литературный кружок, который посещали, кроме хозяина, Белинский, живший в том же доме, князь Одоевский; известный историк Петербурга Башуцкий; В. П. Боткин; переводчик Шекспира Кетчер; А. А. Комаров, преподаватель русской словесности в военно-учебных заведениях; Анненков — впоследствии издатель сочинений Пушкина, И. С. Тургенев, Тютчев и Н. М. Языков. С 1845 года кружок стали посещать Некрасов, Достоевский и Григорович. Средоточием кружка, по воспоминаниям племянника И. И. Панаева, был хозяин, «искренне, горячо и бескорыстно преданный литературе», приветливый, доброжелательный, и Белинский. Один из его посетителей вспоминал: «Аристократические салоны и тузы были нам известны только по именам. Но весело нам было очень… Мы мечтали о лучшем будущем, не формируя положительно, каким оно должно быть, жадно собирали все анекдоты, слухи и рассказы, из которых прямо или косвенно следовало, что апоплексический зверь недолго провоеводствует».[182] Подразумевая под «апоплексическим зверем» Николая I, автор таким образом свидетельствовал о присущих членам кружка антиправительственных настроениях. На собраниях обсуждались новые произведения, шли горячие споры о будущем русской литературы, об историческом значении Москвы и Петербурга. Нередко, собравшись, друзья шли в театр, театральные интересы также были сильны в кружке.

В 1843 году на квартире Панаева обсуждали очерк Некрасова «Петербургские углы». В 1845 году Достоевский читал роман «Бедные люди». Споры по поводу этих произведений сблизили Белинского, Панаева, Некрасова, Григоровича и др., подготавливая образование редакции знаменитого «Современника», положили начало объединению писателей, возглавивших новое реалистическое направление в русской литературе, известное под названием «натуральной школы».

В первой половине XIX века салоны существовали не только в Петербурге и Москве, но и в ряде провинциальных, преимущественно губернских городов. Есть сведения, что в начале XIX века своего рода литературный салон существовал в Харькове у жены губернского прокурора Любовниковой и собирал «цвет тогдашнего харьковского ученого и литературного света…».