'... Будущие конструкторы переживаний создадут, к приме­ру, игорные дома, в которых посетители будут играть не на деньги, а на переживания — свидание с симпатичной и благо­расположенной дамой, если посетитель выигрывает, и, скажем, сутки одиночного заключения, если он проигрывает. По мере роста ставок будут изобретаться более изощренные удовольст­вия и наказания.

Проигравший, возможно, вынужден будет в течение несколь­ких дней служить (по добровольному предварительному согла­шению) победителю в качестве 'раба'. Победитель может быть вознагражден десятью минутами электрического стимулирова­ния мозгового центра удовольствия. Игрок, возможно, будет рисковать поркой или ее психологическим эквивалентом — уча­стием в однодневной сессии, во время которой выигравшим разрешается разряжать свои агрессивные побуждения на проиг­равших, а именно : кричать на них, насмехаться, оскорблять их и т. п.

Любители крупных ставок смогут играть на бесплатный трансплантат сердца или легкого, в случае если таковой пона­добится. Проигравшему, возможно, придется расстаться с поч­кой. Такие выигрыши и проигрыши могут бесконечно варьироваться и нарастать по интенсивности. Конструкторы пережи­ваний обратятся за идеями к страницам Крафта - Эбинга и мар­киза де Сада. Только воображение, технические возможности и стеснения со стороны в общем смягченной нравственности ограничивают разнообразие вариантов'.²²

'Разнообразие новых переживаний, выстроенных перед по­требителем, будет результатом работы конструкторов пережи­ваний, которые будут набираться из рядов наиболее творче­ских членов общества. Девизом этой профессии будет : 'Если ты не можешь подать это в реальности, подай в виде заменителя. Бели ты мастер своего дела, клиент не заметит разницы!' Содер­жащееся здесь размытие границы между реальным и нереаль­ным поставит общество перед серьезными проблемами, но не предотвратит и даже не замедлит появление 'промышленности психообслуживания' и 'психокорпусов'. Гигантские, охваты­вающие весь Земной шар синдикаты создадут супердиснейленды, разнообразие, размах и эмоциональную мощь которых нам трудно даже вообразить'.[23]

Обратимся к последним сорока страницам 'Футурошока'. Это последняя глава книги, которая называется 'Стратегия со­циального футуризма'. Она начинается словами:

'Можно ли жить в обществе, которое вышло из-под конт­роля? Вот вопрос, который ставится перед нами понятием футурошока. Ибо именно такова ситуация, в которой мы находим­ся. Если бы только одна технология потеряла управляемость, наши проблемы были бы уже достаточно серьезны. Но весь ужас в том, что множество других социальных процессов также вышли из-под контроля, бешено осциллируя, сопротивляясь всем нашим усилиям управлять ими'.²⁴

Основную причину неуправляемости Тоффлер видит в непра­вильном планировании, основанном на принципах 'технократии'. Такой подход ставит во главу угла экономику, произ­водство материальных благ, порождает стремление максимизи­ровать производство и игнорировать все остальные цели и ас­пекты жизни. Но в наше время, говорит автор, именно эти остальные цели и аспекты приобретают решающее значение, опре­деляют социальное поведение людей. Технократическое плани­рование 'эконоцентрично' и поэтому неспособно правильно прогнозировать социальные результаты принятия различных ре­шений, в том числе и чисто экономических.

Критика Тоффлером технократического планирования спра­ведлива и обоснована. Но только я очень сомневаюсь, что на не­го можно возложить вину за неуправляемость общества. Не вер­нее ли сказать, что причина неуправляемости — отсутствие еди­нодушия относительно какой-либо высшей цели (что надо бы иметь в свободном обществе) при отсутствии жесткой систе­мы принуждения (что имеет место в тоталитарном обществе). Тоффлер пишет: 'Сегодня накапливающиеся свидетельства того, что общество вышло из-под контроля, питают разочаро­вание в науке. Вследствие этого мы видим явное оживление мистицизма. Астрология вдруг входит в моду. Дзен-буддизм, йога, спиритические сеансы и магия становятся популярным времяпрепровождением'.²⁵  Сомневаюсь, очень сомневаюсь. Не вернее ли сказать, что неудовлетворенность системой ценно­стей и целей и поиски высших духовных ценностей питают эти увлечения?

Я совершенно согласен с Тоффлером, когда он говорит о необходимости новой стратегии при решении социальных проб­лем. Но какой стратегии? Какова должна быть система целей?

'В свое время и в своем месте одержимость индустриально­го общества идеей материального прогресса сослужила челове­честву хорошую службу. Но теперь, когда мы несемся к супер­индустриализму, возникает новый этос, в котором другие це­ли начинают приобретать такую же роль и даже вытеснять це­ ли экономического благосостояния. В личном плане самоосу­ществление, общественная ответственность, эстетические дости­жения, гедонистический индивидуализм и полчище других це­лей соперничают с голым стремлением к материальному успе­ху и часто перевешивают его. Изобилие служит основой, оттал­киваясь от которой люди начинают стремиться к разнообраз­ным постэкономическим целям'.²⁶

Насчет вытеснения целей экономического благосостояния 'полчищем' других целей все правильно. Но только если это полчище не образует системы, иерархии, и не имеет, следовательно, главнокомандующего, то человек будет жить в суете и тоске, а общество — если оно вообще возможно — будет не­управляемым.

Много целей — значит ни одной цели. Чувственное удовольст­вие — чудесная, незаменимая вещь. Но кибернетическое устрой­ство, называемое человеком, устроено таким образом, что кро­ме чувственного удовольствия и разнообразных переживаний ему еще необходима некая Высшая Цель. Без этого человече­ ская кибернетика разлаживается, выходит из строя. Человек ску­чает. Болеет. Стареет раньше времени. Становится невротиком. Сходит с ума. Кончает самоубийством.

Популярный американский журнал констатирует:

'Несмотря на чрезвычайное разнообразие и богатство Аме­рики, несмотря на ее любовь к зрелищам и лихорадочную пого­ню за развлечениями, Америке скучно. Массированное насту­пление на скуку, предпринятое в Соединенных Штатах, потер­пело поражение, и скука стала болезнью нашего времени. Авто­ритетные люди затрудняются указать, сколько людей страдает от скуки, но их миллионы, и их число возрастает.

Молодые люди в особенности подвержены скуке. Доктор М. Роберт Уилсон, главный психиатр Констанс-Балтмен-Уил-сон-Центра в Фэрибо штат Миннесота, специализирующийся по проблемам молодежи, оценивает в 20% число юношей и де­вушек в Америке, которым скука и депрессия доставляет се­рьезные трудности. Эти трудности часто ведут к потере самоува­жения, а в крайних случаях -  к самоубийству. И в самом деле, число самоубийств среди молодежи в Америке резко возрос­ло: с 1960 года частота самоубийств в возрасте от 15 до 25 лет удвоилась, и самоубийство сейчас вторая по распространенно­сти причина смерти в этой возрастной категории.

По мнению некоторых экспертов, одно из самых ужасных массовых убийств в истории Америки последнего времени, совершенное 'семьей' Чарльза Мэнсона, было совершенно от скуки'. ²⁷

Книга Тоффлера написана с позиций доктрины, которую мож­но назвать антирелигией. Она является перенесением либераль­но-демократической доктрины из сферы политики в сферу культуры. Символ веры антирелигии таков. Цели, которые ставит перед собой человек, — его личное дело, вторгаться в которое — неэтично. Это почти то же самое, что физическое принуждение. Установление обществом иерархии целей — недопустимо. Тем более недопустимо социально определенное понятие о Высшей Цели. Это почти то же самое, что диктатура бюрократии и Вер­ховного Владыки.

Антирелигия возникает в либерально-демократическом об­ществе вследствие распада религии. Из средства достижения Высшей Цели, органически связанной с определенным пред­ставлением о бытии и о человеке, которое возникло в рамках христианской культуры, либеральная демократия превращает­ся в самоцель. Политика наступает на культуру. Ведь какая-то форма согласия относительно целей необходима. Согласие об отсутствии Высшей Цели заменяет собой согласие о наличии Высшей Цели, которое имеет