Туганбек» тяжело ступая, вышел следом за Амиром-Абади. На свежем воздухе он глубоко перевел дух. Поравнявшись с палачом, Туганбек заметил:

— Умный был мальчик.

— И красивый, как Юсуф,[107] — сказал Амир-Абади, облизав губы.

Дойдя до комнаты тюремщика, палач объявил, что идет пить, простился и ушел.

Туганбек вошел в комнату. Увидя его, тюремщик удивленно спросил:

— Господин бек собирается ночевать в этой бедной, хижине?

Туганбек ничего не ответил. Тюремщик вставил в светильник новую свечу, потом сел в сторонке и задремал. Через некоторое время он снова обратился к Туганбеку::

— Я постелю постель. Отдохните немного.

— Ложись сам. Если мне захочется спать, я подремлю так, — проворчал Туганбек.

Он решил завтра же отправиться в ставку, — порадовать Хадичу-бегим.

Туганбек не хотел ни одного лишнего дня оставаться в Герате. Завтра-послезавтра весь народ узнает о случившемся и начнет обсуждать это преступление. Туганбек, правда, не виноват в приказе государя, но, во всяком случае, его имя будет у всех на устах. Какие-нибудь злоязычные поэты напишут на него сатиру.

Тюремщик долго где-то пропадал и, наконец, вернулся, раздобыл для бека несколько новых атласных одеял и две мягкие пуховые, подушки. Он постелил Туганбеку постель, а сам улегся в сторонке.

Было за полночь. Туганбек разделся и уже собирался лечь, когда в ворота во весь опор влетел всадник. Вооруженные нукеры, безмолвно ходившие по широкому двору, тотчас же сбежались к нему. Туганбек, не обращая внимания на шум во дворе, улегся на постели, как вдруг кто-то вошел в комнату. Туганбек поднял голову и увидел одного из доверенных дворцовых слуг. Тюремщик испуганно вскочил.

— Что за шум? — грубо спросил Туганбек.

— Вы здесь? Очень хорошо! — запыхавшись, ска-вал слуга. — Его величество хакан отменил прежнее повеление. Вот новый приказ.

— Что такое? — Туганбек одним прыжком вскочил на ноги.

— О горе! — закричал тюремщик и ударил себя по лбу.

— Царевич? Что? Неужели погиб? Вот беда! Что вы говорите?! О горе!

— Судьба! — мрачно сказал Туганбек.

— От судьбы не уйдешь, — дрожа, проговорил тюремщик.

Туганбек взял у гонца новый приказ. Прочитав его про себя, он долго растерянно молчал. Приказ действительно отменял первоначальное повеление. После тяжелого молчания Туганбек спросил, почему государь отказался от своего решения.

— Его величество государь: отдал первый приказ под влиянием опьянения, ничего не сознавая, — проговорил гонец, стараясь сдержать волнение. — Некоторые приближенные, знавшие об этом приказе, на следующее утро разъяснили все хакану, которому казалось, что все дело с этим злосчастным приказом только дурном сон. Весь лагерь поднялся на ноги. Что говорить, господин бек! Началось настоящее столпотворение. Государь в ту же минуту написал новый приказ я вручил его мне. Он несколько раз повторил: лети, как ветер. Сколько коней я загнал в своей жизни, по каким только дорогам ни скакал, но ничего не сравнится с этом безумной скачкой. А вы-то зачем летели так скоро?

— Разве вы не знаете, — мрачно ответил Туганбек, — облако летучее и то завидует крыльям моего коня. Изменить привычке невозможно. Чем сильнее у меня трещат кости в теле, тем быстрее я гоню. — Все судьба, — сказал тюремщик, виновато склоняя голову. — Будь у царевича другая судьба, вы не то что на лошади, а и на осле приехали бы раньше бека. Гонец вышел из комнаты и исчез в темноте. Туганбек, торопливо одеваясь, гневно проговорил про себя:

«Куда только женщина ни сунет нос — везде беда!» Одевшись, он сурово взглянул на тюремщика, и вышел. Нукеры подвели ему коня. Не смея явиться к государю, Туганбек отправился в Астрабад к Музаффару-мирзе.

Выйдя ранним утром из дому, Султанмурад по лицам встречных понял, что случилась какая-то беда. Он начал расспрашивать прохожих и узнал о случившемся. Некоторые люди уже успели узнать подробности. Ученый, не помня себя от гнева, побежал в медресе. По дороге ему то и дело попадались знакомые, потрясенные ужасным происшествием. Герат волновался. Смерть молодого, не по летам умного царевича, убитого по приказу собственного деда, раскрывала жуткую картину заговоров и смут, много лет раздиравших царскую семью.

Султанмурад не мог удержаться от гневного осуждения султана. Сегодня он не отличал друзей от врагов и был одинаково откровенен со всеми. Придя в медресе, он нашел студентов во власти тех же чувств. Во всех худжрах мударрисы, студенты и их знакомые погружались в море слое, полных горечи, огня и яда. Невинно погибший, залитый кровью ребенок превратился в глазах людей в великого героя. Ему начали посвящать элегии и касыды. Гневные сатиры, разоблачавшие злодеев, переходили из уст в уста.

В этот день занятия не состоялись. Султанмурад отправился в другие медресе. Жители Герата были полны тревоги и беспокойства, словно в ожиданий новой беды. Казалось, земля только что сильно всколыхнулась и вот-вот должна раскрыться, чтобы поглотить всех в свои недра. Встревоженные сердца жили единственной надеждой; Алишер Навои сможет удержать тору, готовую низвергнуться в пропасть. Самые хладнокровные, самые рассудительные люди верили в это чудо. Однако в эти страшные минуты Алишера в Герате не было. Все глаза были устремлены на Мешхедскую дорогу.

На третий день, едва лишь конь Алишера въехал в ворота, радостная весть распространилась по городу. Султанмурад, забыв даже запереть двери канаки, побежал к Алишеру.

В Унсии, в комнате Алишера, кроме его всегдашних собеседников и друзей, собралось много поэтов и ученых. Навои сидел на своем обычном месте, под окошком. Внешне он был спокоен. Стосковавшийся по Алишеру Султанмурад горячо пожал тонкие руки поэта; в мудрых глазах Навои отражалась скорбь.

Султанмурад сел рядом с Хондемиром — самым юным из присутствующих. Мальчик не отводил от Навои своих умных глаз, стремясь запомнить каждое слово, запечатлеть в своем сердце каждое движение Алишера.

Чтобы не бередить свою сердечную рану, Навои рассеянно заговаривал то о том, то о другом, задавал первому попавшемуся на глаза гостю какой-нибудь вопрос. Наконец после долгого молчания он заговорил —. скорбным голосом, обращаясь к самому себе, словно философ, убежденный, что продумал мысль до конца. Постепенно голос его становился все тверже и сильнее.

— Обдумывая это событие. — проговорил Навои, — человек, склонный к размышлению, с горестью и сожалением, приходит к безмерно ужасным всеобъемлющим выводам. Если вы мысленно бросите взгляд на картину веков и столетий, то увидите, сколь прихотлива история. В определенные эпохи у государств есть своя особая жизнь, подобная жизни героев и миродержцев. Мужи, воздвигающие великолепные здания истории, льют кровь рекой, но в конце концов погибают, наказанные за пролитие одной капли. Ни от них, ни от их жизни не остается и следа. Примеры этого вы можете найти и в нашей истории. Они всем известны. Боюсь, как бы нам не пришлось еще встретиться с такими бедствиями.

Поэт умолк. Печальны были не только его глаза, углубившиеся за последнее время морщины и белоснежные пряди бороды тоже как будто таили печаль. Предсказание Навои о грядущей разрушительной буре, жестокие и холодные слова истины, произвели на всех сильное впечатление. Как будто люден с завязанными; глазами привели к краю бездонной пропасти и вдруг сияли повязку с глаз…

— Надо стараться отвратить всякое бедствие, — вновь заговорил поэт убежденным тоном. — Наш долг — пожертвовать собой для спасения благословенной родины и народа. Я хотел бы, чтобы мы были связаны друг с другом и с родиной верностью, преданностью и любовью. Верность и любовь — великая сила, Сердца, полные этой силой, освещают мир; они запирают ворота перед несчастными и открывают ворота счастья.

Эти слова подействовали на затаивших дыхание слушателей, как свежи» весенний ветерок. Султанмурад горячо поддержал поэта.

— В плодородную землю любви и верности следует сеять семена разума и науки и украшать жизнь их цветами и пледами, — заговорил он. — Земля, в которой широко разрослись мощные корни искусства и