— САМ-ЗНАЕШЬ-КТО! — выйдя из себя, прокричал Гарри. — Если и было место, действительно значимое для Сам-Знаешь-Кого, то это Хогвартс!

— Ой, ну ладно, — фыркнул Рон. — Его школа?

— Да, его школа! Здесь он впервые по-настоящему был дома, это место было символом того, что он особенный, оно значило для него все, и даже после того, как он ушел…

— Это мы сейчас о Сам-Знаешь-Ком говорим, да? А не о тебе? — поинтересовался Рон. Он натянул цепочку с Хоркруксом на своей шее; Гарри ощутил мгновенный приступ желания ухватиться за эту цепочку и придушить его.

— Ты рассказывал нам, что Сам-Знаешь-Кто просил Дамблдора дать ему работу в школе уже после того, как он ушел, — сказала Гермиона.

— Верно, — кивнул Гарри.

— И Дамблдор думал, что он хотел вернуться только для того, чтобы попытаться найти что-то, возможно еще один предмет, принадлежавший основателям Хогвартса, чтобы превратить в очередной Хоркрукс?

— Ага.

— Но он ведь не получил работу, верно? Значит, у него не было возможности найти там реликвию создателей Хогвартса и спрятать его в школе!

— Ну ладно, — признал поражение Гарри. — Забудем о Хогвартсе.

В отсутствие каких-либо других идей они заглянули в Лондон и, скрываясь под плащом-невидимкой, стали разыскивать приют, в котором вырос Волдеморт. Гермиона пробралась в библиотеку и нашла там информацию, что здание приюта было снесено много лет назад. Они посетили это место и обнаружили офисное строение.

— Может, покопаться под фундаментом? — без особого энтузиазма предложила Гермиона.

— Он не мог спрятать здесь Хоркрукс, — сказал Гарри. Он всегда это знал: приют был тем местом, из которого Волдеморт не мог не вырваться; он никогда бы не спрятал частицу своей души здесь. Дамблдор продемонстрировал Гарри, что Волдеморт при выборе мест для укрытия Хоркруксов стремился к величию и мистике. А этот унылый, серый уголок Лондона был самой полной, какую только можно было вообразить, противоположностью Хогвартса, или Министерства, или здания типа Гринготтса, волшебного банка с его золотыми дверями и мраморными полами.

Даже не имея новых идей, они продолжали перемещаться по стране, для безопасности устанавливая палатку всякий раз на новом месте. Каждое утро они старательно уничтожали все следы своего пребывания, после чего отчаливали в поисках нового уединенного и скрытого местечка, переносясь Аппарированием в леса, в затененные расщелины скал, в фиолетовые вересковые пустоши, в заросшие багульником предгорья, а один раз — в каменистую пещеру. Приблизительно через каждые двенадцать часов они передавали друг другу Хоркрукс, словно играя в какой-то извращенный, замедленный вариант игры в «передай сверток» и при этом боясь, что музыка прекратится, поскольку наградой были двенадцать часов страха и беспокойства.

Гаррин шрам периодически покалывало. Он заметил, что это происходит чаще, когда он носит Хоркрукс. Иногда он не мог скрыть боль.

— Что? Что ты видел? — расспрашивал Рон всякий раз, когда замечал, что Гарри вздрагивает.

— Лицо, — бормотал в ответ Гарри. — Все то же лицо. Вор, обокравший Грегоровича.

И Рон отворачивался, даже не пытаясь скрыть разочарование. Гарри знал, что Рон надеялся услышать новости о своей семье или об остальных членах Ордена Феникса, но, в конце концов, он, Гарри, не был телевизионной антенной; он мог видеть только то, о чем в данный момент думает Волдеморт, он не мог подрегулировать свои видения к той теме, которая ему нравилась. Волдеморт, очевидно, не переставая думал о незнакомом юноше с веселым лицом, имя и местонахождение которого, Гарри не сомневался, известны Волдеморту не лучше, чем Гарри. Гаррин шрам продолжал гореть, а веселый светловолосый парень все время издевательски плавал у него перед глазами; Гарри научился успешно подавлять все признаки боли и дискомфорта, поскольку его спутники при упоминании вора выказывали не более чем раздражение. И он не мог их в этом винить, они-то отчаянно ждали, чтобы он их повел к Хоркруксам.

Дни складывались в недели, и Гарри начал подозревать, что Рон и Гермиона разговаривают о нем в его отсутствие. Несколько раз они внезапно прекращали беседу, когда он входил в палатку, а дважды он нечаянно натыкался на них, сидящих пригнувшись голова к голове на некотором расстоянии от палатки и о чем-то быстро переговаривающихся; оба раза они замолкали, едва осознав его приближение, и поспешно делали вид, что собирают дрова или идут за водой.

Гарри размышлял, не согласились ли они идти с ним в это, как сейчас казалось, бессмысленное и бесцельное путешествие лишь потому, что они думали, что у него есть какой-то секретный план, о котором они должны будут узнать в процессе его выполнения. Рон даже не пытался скрыть своего плохого настроения, и Гарри начал опасаться, что и Гермиона также была разочарована его плохими лидерскими качествами. В отчаянии он пытался думать о местонахождении других Хоркруксов, но в голову ему по- прежнему приходил лишь Хогвартс, а поскольку оба его спутника не считали этот вариант возможным, Гарри перестал его предлагать.

Пока они скитались по стране, прокатилась осень. Теперь они устанавливали палатку на кучах палой листвы. Туманы естественного происхождения присоединились к тем, что были произведены дементорами; ветер и дождь также добавились к списку проблем. То обстоятельство, что Гермионе все лучше удавалось отличать съедобные грибы от несъедобных, в целом не могло компенсировать их постоянную изоляцию, недостаток общества других людей и полное отсутствие информации о том, как идет война против Волдеморта.

— Моя мать, — произнес Рон однажды вечером, когда они сидели в палатке на берегу реки где-то в Уэльсе, — умеет доставать вкусную еду прямо из ниоткуда.

Он уныло потыкал в серые куски подгоревшей рыбы на своей тарелке. Гарри автоматически глянул на шею Рона и, как и ожидал, увидел на ней блестящую золотую цепочку Хоркрукса. Ему удалось подавить приступ желания выругаться в адрес Рона — он знал, что настроение Рона немного улучшится, когда придет время снимать медальон.

— Твоя мать не может доставать еду из ниоткуда, — заявила Гермиона. — И никто не может. Еда — первое из пяти Главных Исключений Закона Гампа об Элементальной Трансфигура-…

— Ох, а по-английски нельзя? — поинтересовался Рон, вытаскивая рыбью кость, застрявшую у него между зубов.

— Невозможно создать хорошую еду из ничего! Можно ее призвать, если ты знаешь, где она, можно ее трансформировать, можно увеличить ее количество, если у тебя уже немного есть…

— …только не старайся увеличить это, она ужасна, — перебил Рон.

— Гарри поймал рыбу, а я сделала с ней все, что могла! Я заметила, что именно я в конечном итоге всегда готовлю еду; сдается мне, это потому, что я девушка!

— Не, это потому, что ты вроде как лучшая по части магии! — отбрил Рон.

Гермиона вскочила, и кусочки жареной щуки соскользнули на пол с ее оловянной тарелки.

— Завтра ты будешь готовить, Рон, ты будешь искать ингредиенты, а потом превращать их во что-то, что можно есть, а я буду сидеть здесь, и корчить рожи, и стонать, и ты увидишь, какой ты…

— Утихни! — выкрикнул Гарри, вскочив на ноги и подняв обе руки вверх. — Замолчи сейчас же!

Гермиона была просто в ярости.

— Как ты можешь с ним соглашаться, он хоть раз бы занялся готов-…

— Гермиона, помолчи, я слышу кого-то!

Гарри вслушивался изо всех сил, по-прежнему держа руки поднятыми вверх, предупреждая Рона и Гермиону, чтобы они молчали. Он глянул на Крадоскоп. Тот стоял неподвижно.

— Ты наложила на нас Muffliato, да? — шепотом спросил он у Гермионы.

— Я все наложила, — прошептала она в ответ. — Muffliato, муглеотталкивающие и Дезиллюзорные чары, все. Они не должны нас слышать и видеть, кто бы они ни были.