воспользовался.

Грудь Вольдеморта быстро вздымалась и опускалась, и Гарри ощущал, что тот готовится выпустить заклятие, чувствовал это внутри себя, в то время как палочка нацелилась на его лицо.

— Настоящим хозяином Палочки стал Драко Малфой.

Вольдеморт на мгновение замер.

— Но что это значит? — спросил он тихо. — Даже если ты прав, Поттер, это ничего не меняет между нами. У тебя больше нет палочки с пером феникса. Мы будем драться, используя исключительно наши собственные способности… И, после того, как я убью тебя, я смогу взяться за Драко Малфоя…

— Но ты опоздал, — сказал Гарри. — Ты упустил свой шанс. Я сделал это раньше. Я победил Драко в сражении несколько недель назад. Я забрал его палочку.

Гарри взмахнул в воздухе палочкой из боярышника, и все взоры присутствующих остановились на ней.

— Так что всё сводится к этому, верно? — прошептал Гарри. — Действительно ли Палочка в твоей руке знает, что где-то, когда-то, её настоящий хозяин был Обезоружен? Поскольку, если это так… То я теперь настоящий Мастер Древней Палочки!

Сквозь зачарованное небо над ними внезапно пробился красный луч, в то время как солнце выглянуло из ближайшего окна. Луч одновременно упал на их лица, на мгновение сделав выражение Вольдеморта расплывчатым. Гарри услышал знакомое заклинание, моментально воззвав к небесам все молитвы:

— Авада Кедавра!

— Экспеллиармус!

Заклятия столкнулись, произведя эффект разорвавшейся бомбы. Золотые языки пламени заполнили собой пространство между ними. Гарри видел, как зелёный луч Вольдеморта встретил его собственное заклинание, видел, как Древняя Палочка взлетела высоко, навстречу солнцу, взметнулась в воздух, подобно голове Нагини, и направилась к своему настоящему хозяину, против которого не смогла подействовать, который наконец стал её полноценным обладателем. И Гарри, с проворством профессионального Ловца, поймал палочку свободной рукой, когда Вольдеморт пал навзничь с покосившимися руками и расширенными красными глазами. Том Реддль изящно упал на пол, его хилое тело сжалось, белые руки безвольно расслабились, и змеиные черты лица наконец разгладились. Вольдеморт был мёртв, убит собственным проклятием, и Гарри стоял неподвижно с палочками в обеих руках, глядя на поверженного противника.

Через секунду молчания невероятное напряжение всех присутствующих спало. Неимоверные вопли и крики торжества заполнили Большой Зал, воздух разорвал массовый рёв. Солнце полностью залило светом помещение, и первыми до Гарри добежали Рон и Гермиона, и их руки первыми обхватили Гарри, и именно они заставили его почти оглохнуть от восторженных поздравлений. Рядом столпились Джинни, Невилль, Луна, все Уизли и Хагрид, Кингсли и МакГонаголл, Флитвик и Спрут, и Гарри не мог ни разобрать ни единого слова в общем беспорядке, ни понять, чьи руки обнимают его в данный момент, толкают и тянут его, стараются дотронуться до любой части его тела. Их было сотни, каждый хотел лично дотронуться до Мальчика, Который Выжил, до причины своей победы над злом.

Великий Зал заполнился жизнью и светом. Гарри стал неотъемлемой частью всеобщего безумия, радости по поводу окончания войны и траура по погибшим. Каждый хотел чувствовать его рядом с собой, своего лидера и свой символ, общий спаситель и мессия, и он не мог больше находиться в стороне, он принадлежал сразу всем и никому. Он должен был успокаивать осиротевших родственников, хлопать в ладоши с теми, кто отдался моменту счастья, делить их слёзы, делить их радости, выслушивать все новости, как жертвы Империуса вернули себе свою волю, как те или иные Пожиратели Смерти были убиты или схвачены, как невиновные заключённые Азкабана были освобождены в данный момент, и как Кингсли Шеккльбот был провозглашён временным Министром Магии.

Они перенесли тело Вольдеморта в и положили его на постамент в одной из комнат замка, подальше от тел Фреда, Тонкс, Люпина, Колина Криви и пятнадцати других, кто погиб с ними. МакГонаголл отменила распределение столов, так как никто больше не собирался сидеть в уголке своего факультета: все проводили время вместе, учителя и ученики, призраки и родители, кентавры и домашние эльфы, и Фиренц возлёг в углу, и Грауп залез через разломанное окно, и люди бросали еду в свои смеющиеся рты… спустя какое-то время Гарри обнаружил, что сидит на скамейке с Луной.

— Будь я на твоём месте, больше всего сейчас желала бы тишины и покоя, — сказала она.

— Я бы тоже, — ответил Гарри.

— Я отвлеку их всех, — предложила она. — А ты надень Мантию.

И прежде чем он смог ответить хоть что-то, она закричала:

— Ооо, все смотрите, Бубнящий Жучок! — и показала куда-то за окно. Все, кто был рядом, взглянули туда, и Гарри напялил на себя Мантию, после чего встал на ноги.

Теперь он мог ходить по Залу, не будучи обнаруженным. Он увидел Джинни через два стола от себя, её голова покоилась на плече своей матери. Был неподходящий момент, чтобы говорить с ней сейчас, но он знал, что у них для этого будут часы, дни, месяцы и годы. Он увидел Невилля, меч Гриффиндора лежал рядом с его тарелкой, пока он трапезничал, окружённый горячими поклонницами. Гарри прошёл между столами и обнаружил троих Малфоев, сжавшихся вместе и неуверенных, стоит ли им здесь быть, но никто не обращал на них внимания. Куда бы Гарри не посмотрел, он видел собравшиеся вместе семьи, и, наконец, увидел двоих, в чьей компании нуждался более всего.

— Это я, — пробормотал он, присаживаясь между ними. — Может, отойдём в сторону?

Они встали, как один, и вместе покинули Большой Зал. В мраморной лестнице не хватало больших кусков, исчезли большие фрагменты площадки, а оставшиеся были покрыты раздробленными осколками и кровавыми пятнами.

Где-то вдали они услышали победоносные песнопения Пивза собственного авторства:

— Действительно вызывает чувство трагического восторга, не так ли? — усмехнулся Рон, открывая двери для Гермионы и Гарри.

И наконец Гарри ощутил счастье, которое тут же было разбавлено болью по поводу утраты Фреда, Люпина и Тонкс, которая давала о себе знать с новой силой каждые несколько шагов. Но больше всего он ощущал колоссальное облегчение и желание спать. Однако сначала он должен был обо всём на свете переговорить с Роном и Гермионой, проделавшими такой длинный путь вместе с ним. Он подробно перечислил всё, что произошло с ним в лесу. И его друзья не высказали ни единого комментария, пока они направлялись к месту, которое выбрали одновременно и неосознанно.

Как только они достигли его, горгулья, охранявшая вход в кабинет директора, отъехала в сторону, и Гарри подумал, нужны ли всё ещё пароли, чтобы двигаться дальше.

— Мы можем войти? — спросил он.

— Чувствуйте себя, как дома, — последовал ответ.

Рон и Гермиона забрались на винтовую лестницу вслед за Гарри, и она тут же подняла их наверх. Гарри толкнул дверь на вершине.

Звон в его ушах наконец выплеснулся в коротких слезах по поводу всего случившегося — проклятия, которое жило в нём вместе с защитным заклинанием любви, по поводу возвращения Пожирателей Смерти и возрождения Вольдеморта… Но тут же последовали аплодисменты. Со всех стен, ему стоя аплодировали директоры и директрисы Хогвартса; перед ним снимали шляпы, а в некоторых случаях даже парики; они перемещались между портретами, чтобы пожать друг другу руки; они залезали на стулья, на которых были нарисованы, чтобы потанцевать на них; Диллис Дервент рыдал без стеснения; Декстер Фортескью махал своей слуховой трубой; Финеас Нигеллус произнёс своим громовым голосом:

— И пусть все признают, что факультет Слизерина сыграл большую роль в общей борьбе! Да не будет забыт наш вклад!

Но глаза Гарри были обращены только на самый большой портрет, висевший над директорским креслом. Слёзы катились из-за очков в форме полумесяцев, ниспадая на длинную серебристую бороду, и гордость и благодарность излучали эти добрые глаза, воздействуя на Гарри благодатнее, чем песня Феникса.

Наконец Гарри поднял руки, и портреты с уважением притихли, лукаво поглядывая на него и безмолвно прося заговорить. Он обратил свои слова к Дамблдору, выбирая их с нечеловеческой заботой. Он чувствовал себя исчерпанным, и ему нужен были последние слова наставления.

— Та вещь, что была спрятана в Снитче, — начал он. — Я обронил его в лесу. Я не буду искать его. Вы согласны?

— Мой дорогой мальчик, я согласен, — сказал Дамблдор, пока остальные портреты его коллег выглядели смущёнными. — Это мудрое и отважное решение, но ничего меньшего я от тебя и не ожидал. Никто больше не знает, где сейчас эта вещь?

— Никто, — ответил Гарри, и Дамблдор кивком выразил своё согласие.

— Всё же я сохраню подарок Игнотуса, — сказал Гарри, и Дамблдор улыбнулся.

— Разумеется, Гарри, это всегда будет с тобой, пока ты всё ещё в этом нуждаешься.

— И ещё вот это.

Гарри держал в руке Древнюю Палочку. Рон и Гермиона смотрели на неё с почтением. Даже в своём полусонном состоянии Гарри не хотел делать то же самое.

— Мне она не нужна, — сказал он.

— Что? — спросил Рон. — Ты в своём уме?

— Я знаю, что она очень могущественная, — утомлённо сказал Гарри. — Но я был больше счастлив со своей, старой. Поэтому…

Он пошарил в кармане робы и вытащил две части палочки, соединённые лишь тонким пером Феникса. Гермиона говорила ему, что палочку восстановить