Часть экипажа прочесала самый неудобный отсек — тот, в котором хранилось снаряжение, необходимое для высадки на новую планету; скафандры, манипуляторы, автотележки, лучевой инструмент и множество всякой всячины, без которой не обойтись.

Валентин трудился в поте лица. Бедняга чувствовал свою вину: сообщи он вовремя о кристалле — все могло быть иначе. Но теперь об этом сожалеть было поздно.

Космонавты тщательно перетряхивали каждый скафандр, проглядывая их на свет. Ведь кристалл, как они знали, «умел» принимать форму и цвет того предмета, на котором находился.

Устав, Владимир и Валентин, попавшие в одну поисковую группу, присели на платформу.

— Скажи, Володя, неужели для поиска нельзя использовать кибернетику? — спросил Валентин. — Зачем капитан со старпомом заставили весь экипаж шарить по кораблю? Ведь это немыслимая по объему работа!

— А как ты это представляешь себе — использовать кибернетику для поиска? — поинтересовался Владимир.

— Очень просто: запрограммировать каждый манипулятор — и пускай себе ищут! — Валентин говорил теперь посвободнее — видно, энергичные меры, предпринятые к нему судовым врачом, оказали свое действие.

— Не пойдет.

— Почему'

— Потому что зто тот случай, когда кибернетика бессильна, — сказал Ольховатский. — Искомый объект изменчив. Он не имеет ни определенной формы, ни определенного цвета — вообще ничего определенного. Что же ты заложишь в программу поиска: найди то, не знаю что?

— Не совсем так, — возразил Валентин. — Кое-что о кристалле мы знаем. Все это и можно заложить в программу.

— А кристаллик между тем приобретает какие-нибудь новые свойства, и манипулятор его не обнаружит, доложит, что осмотренный отсек чист. Мы ему поверим… Представляешь, к чему это может привести?

Отдохнув, они снова принялись за поиски.

— Нашел! — воскликнул Валентин.

Все бросились к нему, Штурман стоял близ гофрированной стенки компьютера, впившись взглядом в какую-то точку на уровне его груди.

Он отделил кристалл от стенки. Все сгрудились вокруг штурмана. На его ладони лежала медленно изгибающаяся волнообразная пластинка. Не верилось, что этот безобидный слой серого вещества принес всем столько беспокойства.

…Это был нелегкий день для лаборатории структурного анализа. Необычное вещество не желало укладываться в рамки представлений ученых-землян. Рентгеновский анализ ничего не дал. Подвергать вещество воздействию сильных химических реактивов капитан запретил. А самое главное — неизвестно было, как хранить пластинку.

— А что, если поместить кристалл в аннигиляционный бак? — предложил Георгий Георгиевич.

— Прекрасная мысль! — согласился капитан. — Так и сделаем.

…Аннигиляционным баком называли резервуар для хранения антивещества, которое использовалось как топливо для двигателей «Каравеллы». Чтобы уберечь антивещество от соприкосновения с обычным веществом, что грозило бы катастрофой, оно хранилось в магнитном поле в подвешенном состоянии.

Все были уверены, что «убежать» из аннигиляционного бака невозможно.

Но недолго царил покой на «Каравелле»! Не прошло и суток, как вибрирующий бас чрезвычайки снова взбудоражил весь экипаж. Почти одновременно исчезли регулятор скорости и телескоп из шаровой обсерватории.

Неведомый противник, который отнюдь не оказался обезвреженным, протягивал теперь щупальца не только к штурманскому, но и к другим отсекам «Каравеллы».

Снова начались поиски… И тут, к своему ужасу, люди начали находить пластинки одну за другой. Они были в самых различных уголках корабля: в рубке управления, в обсерватории, в оранжерее, даже в отсеке для животных.

…А на обзорном экране день за днем вырастала Бета Лиры — двойная звезда, долгое время остававшаяся в высшей степени загадочной для земных астрофизиков. Было известно, что главная звезда системы — это гигантское тело, которое почти в три раза жарче солнца. Меньшая заезда была в три раза холоднее. Всю систему окутывал колоссальный газовый шлейф — его размеры превышали солнечную систему.

Какова природа этого шлейфа? Как возник он? А может, он искусственный, создан разумными существами? Все это экипажу космического корабля предстояло изучить.

Борясь с пластинками, космонавты постепенно изучили закономерности их поведения. Выяснилось, что они могут принимать практически любую форму и цвет. Охотнее всего они уничтожали изделия из серебра и вольфрама, а также детали из высокопрочных марок легированной стали. Изделия из более мягких металлов, например, золота, оставляли их равнодушными. Казалось, пластинки предпочитали «пробовать зубы» на твердых предметах.

Но пластинки ни разу не причинили существенного вреда никому из членов экипажа. Люди могли брать их в руки и свободно рассматривать.

Особенно наловчился разыскивать пластинки Тобор. Он находил их десятками. Но количество пластинок на корабле не уменьшалось…

Нервы людей стали сдавать. Подвижные пластинки мерещились теперь повсюду. Прежде чем сесть на стул, человек проводил несколько раз ладонью по сиденью: не притаилась ли и тут проклятая пластинка?

Повсюду то и дело продолжали исчезать металлические вещи и детали.

— Вот увидишь, они сожрут весь корабль, и нас вместе с ним, — сказал однажды Валентин.

…Похоже было, что больше всех страдал от пластинок Либин. Во всяком случае, кок жаловался шумнее всех. Основания жаловаться у него были: постепенно исчезла из камбуза почти вся металлическая посуда.

После исчезновения серебряного комплекта Либин спрятал остатки наиболее ценной посуды еще земного производства, ручной работы грузинских чеканщиков, в герметический корундовый шкаф, специально для этой цели выпрошенный у биологов.

В одно прекрасное утро Либин увидел в стенке шкафа дыру. Кок бросился к хранилищу, отпер дверцу. Дурное предчувствие не обмануло. Шкаф был пуст. Старинные граненые кубки, блюда из искусственного черного алмаза, остатки серебра — все исчезло.

— Ну, погоди у меня, дрянь, — пробормотал Либин, разъяренный сверх всякой меры.

Он распахнул дверцы шкафа и принялся за поиски «злоумышленника». Пластинка, впрочем, и не думала прятаться: она благодушно растеклась по внутренней стенке шкафа. Либин оторвал ее и с трудом поднял — настолько она была тяжела.

Разгневанный кок утратил дар речи и только кряхтел, пока тещил пластинку. Он принес ее в энергоотсек.

— Что скажешь? — спросил энергетик Ольховатский.

— А я так, на минутку, — деланно равнодушным тоном проговорил кок.

Когда Ольховатский отвернулся, Либин поместил пластинку под щиток «Катеноида» и направил на нее интенсивный пучок частиц, разогнанных до космических энергий…

В энергоотсеке грохнул взрыв. Одновременно на корабле завыла сирена. Люди ринулись к отсеку.

На полу, раскинув руки, лежал Либин. Он был без сознания.

— Феликс, — тихо позвал Георгий Георгиевич, опустившись на колени рядом с коком.

Логвиненко, запыхавшийся от быстрого бега, пощупал пульс, покачал головой и спорыми движениями принялся перевязывать обожженное лицо Либина.

Ольховатский подошел к «Катеноиду». Здесь дым был гуще. Часть установки была смята и покорежена. Толстая стальная стенка изогнулась, как лист бумаги. Он потрогал поверхность — она была не