Он не знал, сколько времени провел в забытьи. Очнувшись, судорожно подался к футляру, будто ведомый чужой волей, вытащил кристалл — тот никак не изменился — и вновь впился взглядом в странные и бесконечно чужие картины, сменявшие друг друга там, в глубине. Показалось, что каюта наполнилась еле слышной удивительной музыкой, отдаленно напоминающей шум штормового моря. Аккорды набегали волнами.

Одновременно в голове Валентина стали вспыхивать вопросы, словно задаваемые кем-то со стороны. И он — так же мысленно — принужден был отвечать на них.

— Тебя именуют штурманом. Что означает этот термин? — звучал в мозгу голос.

— Я прокладываю курс корабля…

— Так мы и думали! — В голосе, звучавшем в его мозгу, Валентину почудилось удовлетворение.

Голос умолк.

Внутри кристалла забушевала огненная спираль, и штурман внезапно почувствовал себя выброшенным в открытый космос. Он летал вокруг «Каравеллы», подчиняясь чужой воле, не поймешь — доброй или враждебной. Сделал несколько витков, словно пушинка одуванчика, невесомый, а затем снова очутился в своем отсеке.

Самым тяжким было ходить среди своих, выполнять обычные обязанности старшего штурмана и не иметь возможности крикнуть во весь голос о том странном и страшном, что с ним происходит.

Чужая воля требовала, чтобы штурман изменил курс корабля. Изменил тайком, никому об этом не сообщая, чтобы остальные не смогли помешать ему в этом.

Прошло еще несколько дней, и штурман вдруг явственно почувствовал, что сходит с ума. А чем иначе объяснить, что он ощутил себя в двух точках одновременно?..

Вот он, штурман Валентин Орленко, стоит в своем рабочем отсеке перед сумматором и ловит непослушными, трясущимися от последних переживаний руками узкую пластиковую ленту с выкладками, которая серой змейкой выползает из дешифратора.

И в тот же самый миг, оставаясь в штурманском, Орленко ощутил себя столь же явственно в энергетическом отсеке.

Старшего энергетика Ольховатского в отсеке еще не было, но он должен был появиться с минуты на минуту. Его дублер рисовал ежедневную диаграмму распределения энергии по отсекам «Каравеллы».

И пока тот, первый штурман, находящийся на своем рабочем месте, всматривался в узкую перфоленту, пытаясь разобраться в калейдоскопе цифр, обычно понятных с первого взгляда, штурман-2, серым комочком вещества медленно проплывал над самым полом энергетического отсека.

В рубку вошел Ольховатский.

— Владимир Николаевич! Я уж заждался! — воскликнул дублер и ушел.

Тем временем невзрачный комок серого вещества, с которым отождествляло себя сознание штурмана, перемещался в чаще энерговодов — разнокалиберных кабелей, которые наподобие щупалец морского чудища тянулись от главной энергетической установки корабля — «Катеноида» — в разные отсеки «Каравеллы».

— Этот энерговод куда ведет? — властно спрашивал, отдаваясь ломящей болью в висках, неслышимый голос. И штурман послушно отвечал — тоже, разумеется, мысленно:

— В оранжерейный.

— Этот?

— В астроотсек.

— Этот?

— В камбуз…

Владимир Николаевич продолжал заниматься пультом, ничего не подозревая.

— Этот? — отдалось в мозгу.

— В штурманский, — мысленно ответил Орленко.

Комок всколыхнулся и замер у толстого, покрытого мохнатой изоляцией кабеля.

Валентин почувствовал — сейчас произойдет страшное. Парализованный, безучастный, он с ужасом наблюдал, как комок пережег нить, ведущую к аварийной системе. Еще раз беззвучно полыхнуло пламя, почти невидимое в свете источающих дневное освещение панелей, и энерговод, ведущий в штурманский отсек, тоже оказался перерезанным.

Комок, скользя вдоль плинтуса, медленно направился к люку, толкнул его и вылетел в коридорный отсек.

Ольховатский, который все еще занимался приборами, ничего не заметил.

Задержавшись, Ольховатский опоздал к обеду. Что-то бормоча себе под нос, Либин быстро нажимал клавиши программного устройства. Его пальцы летали по разноцветной клавиатуре, как у опытного пианиста.

Владимир поздоровался. Кок буркнул что-то в ответ, не прерывая своего занятия.

— Покормишь?

— Да уж придется. А почему бы не приходить к обеду во время, как все порядочные люди?

— Так сложилось.

— «Сложилось, сложилось», — бурчал Либин. — Ты и Валентин — два сапога пара. Ты хоть не вовремя, но все-таки наведываешься, а приятель твой, похоже, великий пост празднует!

— А что?

— Вторые сутки не объявляется.

— Видно, ты не в духе сегодня, Либин, — сказал Ольховатский, беря ложку.

— А ты ненаблюдателен, старший энергетик. — Грустная улыбка тронула губы кока.

Только тут Ольховатский заметил, что перед ним пластмассовая тарелка.

— Все серебро исчезло, — сообщил кок, понизив голос. — Все ножи, вилки. И тарелки.

— Гм. Странно. Кто мог взять столько серебра без спроса?

— Да и зачем? — откликнулся кок.

После обеда Ольховатский зашел к Валентину. Тот явно был чем-то расстроен. На столе громоздилась беспорядочная груда вещей, вываленных, видимо, из стенного шкафа.

— Пропала одна вещь, — сказал грустно Валентин.

— Сегодня день пропаж! — воскликнул Ольховатский. — У Либина пропало столовое серебро!

— Пропало серебро… Это ужасно!.. Значит, он на свободе и действует!

Коротко и толково он рассказал товарищу обо всем, что происходило с ним в последние дни.

— Что же ты до сих пор молчал? — воскликнул Ольховатский. — Почему ничего не сказал капитану?

— Не мог, — выдавил Валентин. — Гипноз, что ли, это был, будь он неладен… А сейчас вроде удалось освободиться. Боюсь, ненадолго.

— Немедленно к капитану, — сказал Владимир и схватил Валентина за руку.

…Ровно в 17.15 низкий бас чрезвычайной сирены взбудоражил все отсеки «Каравеллы».

— …Мы должны во что бы то ни стало найти и обезвредить этот комок, или пластинку, или кристалл, — заключил капитан свое короткое сообщение. — Возможно, именно с этим кристаллом связаны и неполадки в штурманском отсеке, и исчезновение серебра. Масштабы опасности неизвестны. Все силы нужно бросить на то, чтобы обнаружить неведомое вещество.

О порядке действий сейчас сделает сообщение старпом. Есть вопросы?

— Разрешите? — прозвучал голос Ранчеса.

— Да, — кивнул капитан, вглядываясь в экраны видеофонной связи с отсеками, вмонтированные в головной пульт.

— Любые ли средства годятся для поимки кристалла? — спросил астрофизик, теребя острую бородку.

— Что вы имеете в виду?

— Я хочу сказать: можно ли уничтожить кристалл, если возникнет такая необходимость?

— Нет, нельзя, — покачал головой капитан. — Мы не знаем, с чем имеем дело. Поэтому наша задача — разыскать кристалл и изолировать его. Есть еще вопросы?

Вопросов не было.