неврастеником. Что бы ему родиться колченогим.
Снимая крышку с машинки, он продолжал злиться на Мириам, потому что в ее словах был резон. И все время, пока писал письмо, он слышал, как она будет растолковывать, почему он просто
Дорогой мистер Зуреф,
наша сегодняшняя встреча, на мой взгляд, результатов не дала. Но, по-моему, мы вполне могли бы прийти к соглашению, которое устроило бы и еврейскую общину Вудентона, и ешиву, и Вас — никаких препятствий к этому я не вижу. Как мне кажется, недовольство моих соседей прежде всего вызывают выходы в город джентльмена в черных шляпе, костюме и т. д. Вудентон — передовая пригородная община, и ее члены, как евреи, так и христиане, хотели бы, чтобы жизнь их семей протекала в благополучии, благолепии и спокойствии. В конце концов мы живем в двадцатом веке, и просьба к членам общины одеваться сообразно времени и месту не кажется нам чрезмерной.
В Вудентоне, что Вам, по всей видимости, неизвестно, долгое время селились исключительно состоятельные протестанты. Лишь в войну евреи получили возможность покупать здесь недвижимость и согласно жить бок о бок с протестантами. Чтобы не ущемлять и не оскорблять друг друга, как евреям, так и христианам, пришлось отказаться от кое-каких крайностей в своих обычаях. Таким согласием, несомненно, следует дорожить. Не исключено, что если бы в Европе перед войной установилось такое согласие, гонения на еврейский народ, жертвами которых стали Вы и эти восемнадцать детей, не осуществились бы с такой легкостью, а может быть, и не осуществились бы вовсе.
Вследствие чего, мистер Зуреф, не согласились бы Вы на следующие условия? Если да, то мы сочли бы возможным не привлекать ешиву к суду за нарушение положений номер 19 и 23 городского устава. Условия эти таковы:
1. Религиозная, образовательная и общественная деятельность Вудентонской ешивы будет ограничена пределами ее территории.
2. Появление работников ешивы на улицах Вудентона приветствуется при соблюдении одного условия: они будут одеты так, как принято одеваться в Америке двадцатого века.
Если Вы примете эти условия, Вудентонская ешива сможет без помех наладить добрососедские отношения с евреями Вудентона — точно так же, как евреям Вудентона в свое время удалось наладить отношения с христианами Вудентона.
Был бы весьма признателен, если бы Вы ответили без промедления.
Искренне Ваш
Эли Пек, поверенный.
Два дня спустя — без промедления — пришел ответ.
Мистер Пек,
он не имеет ничего, кроме этого костюма.
Искренне Ваш,
Лео Зуреф, директор.
И на этот раз, едва Эли вышел из-за купы тенистых деревьев на лужайку, дети пустились наутек. Он простер к ним руку с портфелем — хотел их остановить. Но они убежали так быстро, что перед ним пронеслась лишь стайка кип.
— Идите, идите, — окликнули его с порога.
Из-за колонны вырос Зуреф. Он что, живет за колонной? Или просто-напросто смотрит, как дети играют? В любом случае стоило Эли появиться, и Зуреф тут как тут — не нужно и предупреждать.
— Здравствуйте! — сказал Эли.
— Шалом.
— Я не хотел их напугать.
— Запуганные, потому убегают.
— Я же ничего такого не сделал.
Зуреф пожал плечами. Жест вроде бы ничего не говорящий, но Эли увидел в нем обвинение, и еще какой силы. Чего он недополучил дома, добрал здесь.
В кабинете они сели на свои места. Хотя сегодня было светлей, чем несколько дней назад, одна- другая лампочка не помешала бы. Чтобы уловить последние отблески заката, Эли пришлось поднять портфель повыше. Он достал письмо Зурефа из папки. Зуреф достал письмо Эли из брючного кармана. Эли достал второй, написанный под копирку экземпляр своего письма из другой папки. Зуреф достал первое письмо Эли из заднего кармана брюк. Эли достал второй экземпляр своего первого письма из портфеля. Зуреф воздел руки:
— …я больше ничего не имею…
Воздетые руки, саркастический тон — еще одно обвинение. Это что, преступление — хранить вторые экземпляры? У всех были свои резоны: что бы Эли ни сделал, все не так.
— Мистер Зуреф, я предложил вам компромисс. Вы его отклонили.
— Отклонил, мистер Пек? Как есть, так оно есть.
— Он мог бы купить костюм.
— Он больше ничего не имеет.
— Вы мне это уже сказали.
— Как я вам сказал, так оно и есть.
— Это не непреодолимое препятствие, мистер Зуреф. У нас имеются магазины.
— И для этого?
— На дороге Двенадцать, магазин сети «Роберт Холл»…
— Чтобы забрать у человека все, что он имеет?
— Не забрать, а
— Но я же вам говорил, он больше ничего не имеет. В английском есть такое слово? Nicht?[91] Горништ?[92]
— Да, мистер Зуреф, есть у нас такое слово.
— Матери и отца? — сказал Зуреф. — Нет. Жены? Нет. Ребенка? Нет. Десятимесячного младенца? Нет! Деревни, где все твои друзья? Синагоги, где каждый стул помнит твои штаны, где ты с закрытыми глазами узнаешь запах чехла Торы? — Зуреф так резко встал с кресла, что письмо сдуло на пол. Высунулся из окна, смотрел вдаль, за Вудентон. Потом повернулся, потряс перед Эли пальцем.
— Мало того, так над ним еще медицинские опыты производили! После такого ничего не остается, мистер Пек. Ничего, совсем ничего!
— Я вас неправильно понял.
— В Вудентон такие новости не доходили?
— Я имел в виду костюм, мистер Зуреф. Я думал, он не может позволить себе купить костюм.
— Не может.
Они вернулись туда, откуда начали.
— Мистер Зуреф! — не отступался Эли. —
— Вот именно! — сказал Зуреф и ударил себя по груди.
— В таком случае мы купим ему костюм! — Эли подошел к окну, взял Зурефа за плечи и сказал, выговаривая каждое слово раздельно: — Мы — заплатим — за — него. Хорошо?
