связаться с девушками, после чего до Савелия Никоноровича долетела незнакомая речь.

— Прием, прием, Валерия, ты слышишь меня?

— Прием! — ответил невесть откуда взявшийся звонкий женский голос, заставивший оторопеть затаившегося у двери Савелия Никоноровича.

— Игорь, это Валерия, я тебя очень хорошо слышу, что случилось?

— У меня небольшие неприятности, но, думаю, ненадолго. Отправляйтесь к Насте и ждите меня там!

— Но, Игорь, расскажи хотя бы в чем дело?!

— Им удалось запереть меня в какую-то темную коморку, и мне теперь предстоит подумать, как из нее выбраться.

— Господи, ну что же ты сможешь придумать в такой ситуации?! — сокрушенно воскликнула Валерия.

— Не волнуйся, безвыходных положений не бывает! Отправляйтесь лучше к Насте, чтобы не привлекать внимания еще и к себе.

— Игорь, но…

— Никаких но! Отправляйтесь к Насте! — Игорь выключил рацию.

Савелий же Никонорович, который тут же объяснил себе звучащую женскую речь очередным внушением незнакомца, отправился в приемную, думая о том, что продержит этого умельца в темной пару дней без хлеба и воды.

— Ничего, ничего! — сказал себе в усы грозный распорядитель. — Посидит так-то, и поглядим тогда, смогет ли он опосля этого обессиленный проделывать свои номера!

Он открыл дверь приемной и с победным видом окинул взглядом своих подчиненных.

— К арестанту этому в темную два дня никому не заглядывать! — и уверенным, полным непревзойденного достоинства шагом, направился к столу.

— Да, как же это, Савелий Никонорович? — восхищенно воскликнул Иван Головинов. — Как Вы смогли его в темную-то завесть?

Высокий начальник с презрением на него взглянул.

— Не всем же быть такими простофилями, как вы! — и более не удостоив своего заместителя ни единым словом, уселся за стол.

— Кто ж он таков-то, Савелий Никонорович? — осмелившись, тихо спросил начальника Андрей Краюшкин.

— Самый обыкновенный внушатель! — ответил ему Савелий Никонорович.

— Как это?

— Да, очень просто! — и глава Тайного приказа принялся рассказывать подчиненным о том, что ему было известно о гипнозе, при этом, стараясь объяснить все трюки незнакомца именно этим явлением и ничем более.

— Но, Савелий Никонорович, как же Вы говорите, что Афанасий вовсе не падал на пол, а стоял подле меня! — не унимался Андрей Краюшкин.

— Коль не падал бы он, а нам это только казалось, разве смог бы он сам себе ногу расшибить? Вон, поглядите, она у него саднит!

— Почем я знаю, в чем заключалось это внушение?! — раздраженно воскликнул Савелий Никонорович, — может он, напротив, внушил Афанасию, чтобы тот упал?!

— Не, он ничего мне не внушал, — тут же ответил Афанасий Серебренников. — Он только протянул ко мне руку с палочкой такой небольшой и в тот же миг меня ударила такая силища, что ого-го! А опосля я ничего и не припомню! И еще в голове у меня по сию пору мутно, мутно, так, что вроде бы я сольно пьян, а может и по другому, черт его знает! — и Афанасий, сморщившись потер затылок.

— А как же эти штуки, Савелий Никонорович? — продолжал свои расспросы Андрей Краюшкин, указывая на фотографии, лежащие на столе.

— Мы ведь поглядели на них, покуда Вас не было!

— А это очень даже просто! Это он всем вам внушил, что на них мы с Иваном намалеваны, вот вы и смотрите на пустую бумагу, а видите вроде как нас! Погодите немного, пройдет это самое внушение, бумага снова чистой и окажется!

— Но, Савелий Никонорович, у книготорговца тоже ведь такая бумага имеется, и у Семена, которую тот отобрал у купца Новгородцева. Они нам только сейчас показывали! А с тех пор вон уж сколько времени прошло.

— Савелий Никонорович вопросительно взглянул на стрельца, а потом на книготорговца.

Семен с готовностью вытащил из кармана слегка помятое фото купца Новгородцева и с поклоном передал его Савелию Никоноровичу. Его примеру последовал и старик — книготорговец, передавший главе Тайного приказа свое фото через стоящего рядом Андрея Краюшкина.

Савелий Никонорович положил перед собой на стол обе фотографии и отупело на них уставился, уже и сам понимая, что теория его изрядно хромает. Однако чтобы не ударить в грязь лицом перед подчиненными, объяснил сей факт тем, что срок внушения для бумаги еще пока не вышел!

После его объяснения в разговор решился вступить осмелевший книготорговец.

— Я думаю так, что внушение это тут вовсе не при чем! — сказал он, указывая на палороид. — Сколь не внушай человеку, что на бумаге намалевано, а покуда не вставишь ее в эту штуку и на кнопочку не нажмешь, ничего на ней не нарисуется! Значит она, эта штуковина всему и глава! Это она умеет глядеть на человека и так быстро его малевать!

Савелий Никонорович, страшась разоблачения, строго взглянул на старика.

— А чего этот по сию пору тут находится? — задал он не понятно кому свой вопрос.

— А ну, пошел вон! Ишь, чего удумал! В Тайном приказе подслушивать всякие секретные разговоры, да еще и встревать в них без спросу!

Побледневший старик низко склонил голову перед строгим начальствующим человеком.

— Да, я так, я ничего! — промямлил он, пятясь к двери, и сопровождаемый взглядами окружающих, сиюминутно за ней скрылся!