холмиками, отведя в сторону медальон. Глубже. Еще глубже. Вкладывая каждую унцию своего искусства и опыта, он с поразительным, непредвиденным пылом ненасытно вкушал ее рот. Его руки по-прежнему исследовали плавный изгиб ее груди.

Страсть обретала мощь морского прилива.

Трогать ее! Где-нибудь! Везде! Хватать жадными руками, поглощать изголодавшимся ртом. Тело – даже сами кости – страстно заявляли о своих нуждах. Вторгнуться в эту роскошную красоту и утонуть в ней. Немедленно! Заставить ее плоть петь, как поют его губы – страстные, энергичные, пышущие желанием. Зарыться в женской горячей сердцевине, чтобы обрести душераздирающее удовольствие, которое вихрем сметет их двоих во взаимном влечении.

«Сейчас! – требовало его вожделение в ревущем крещендо. – Больше! Дальше! Глубже! Немедленно!»

Он сдерживался из последних сил. Ноги путались в розовом атласе, ладони повсюду встречали только китовый ус и кружева. Олден безумно желал трогать языком ее грудь, стянуть платье. Он хотел видеть Джульетту обнаженной, ощущать ее обнаженной, но его отодвинули прочь.

Тогда Олден разжал руки.

– Джульетта, пожалуйста! – взмолился он, заглядывая ей в глаза.

– Вы проиграли, – сказала она, отворачиваясь. – Ваши попытки оставили меня холодной.

На какую-то долю секунды Олден поверил, что он действительно отвергнут. Боль совершенно парализовала его.

– Смилуйтесь, ради всего святого, – произнес он на конец. – Мы ведь только начали…

– Эту игру? – засмеялась Джульетта. – Но мы еще посмотрим, чья возьмет в шахматах, сэр!

Олден резко отпрянул в угол сиденья и откинулся на спину. Воздух рвался из легких. Рот горел, словно разбитый.

– Тут уже не надо ни шаха, ни мата. Я признаю свое поражение. Если вы хотели ранить меня, вы преуспели сверх ваших самых диких ожиданий.

Дрожащей рукой Джульетта прикрыла рот веером. Веер трепетал, как в бурю. Она судорожно накрыла руку другой рукой, чтобы удержать его на месте.

На языке веера этот жест означал: «Простите меня».

Олден схватил ее за плечи, повернул к себе лицом. Дыхание, раскрасневшаяся кожа и расширенные глаза выдавали ее с головой.

Она до последней капли собирала свою смелость и решимость побить распутника в его собственной игре. Но попроси он сейчас – она не смогла бы ему отказать. Какой демон вселился в Джульетту Ситон и внушил ей, что она может тягаться с распутником? Тело уже предало ее, хотя она этого не знала.

– Я сгораю от страсти к вам, – сказал Олден. Пока его ум праздновал победу, кровь бурлила и пела, – Вы и вправду другая, Джульетта!

– Чушь! Сиюминутная сладкая ложь. Ради одного дня. Сегодняшнего дня.

– Зачем мне притворяться сейчас, когда я обезумел от желания? – сказал Олден. – Вам хотелось бы, чтобы я скрывал это? Я еще никогда не испытывал ничего подобного. – Все, что он говорил, было чистой правдой – каждое слово.

Джульетта опустила глаза и закусила губу, рассеянно открывая и складывая веер. Это означало: «Вы жестоки».

– Если вы и ранены, сэр, то это касается только вашей гордости.

– Возможно. Но эта рана гораздо глубже. И ощущения от нее мучительнее, нежели от уязвленной гордости. Я вообще не воображал, что такое может быть. По правде сказать, я испытываю неприятное чувство, сознавая свою уязвимость. И несколько растерян. Ни то ни другое не является моей естественной реакцией, когда я целую леди.

Джульетта сцепила руки на коленях, уставясь на сложенный веер.

– Это был только эксперимент…

– Эксперимент?! А вы что чувствовали?

Веер со щелчком раскрылся.

– Ничего.

– Ох, Джульетта! – Олден разразился смехом – громким злостным хохотом. – Какая вопиющая неправда! Ладно, я готов смириться. Честно! Можно на этом остановиться, если хотите. Я не стану больше вас трогать, но правда остается правей. Я еще не знал такого поцелуя…

– Это грубая лесть, – сказала она в отчаянии.

– Да нет же! Какая, к черту, лесть? Это еще большая правда, чем та, что небо голубое. Если вы настаиваете на противном, в свою очередь вправе настаивать, чтобы мы проделали это снова. Просто чтобы доказать, что вы ошибаетесь.

– Я думаю… – Джульетта схватила шляпку и стала лихорадочно завязывать ленты. – Я считаю, что мы не должны этого делать.

– Тсс, тсс, доблестная Джульетта! Вы нанесли мне кинжальный удар в сердце. Я к этому не привык, но умирать не собираюсь. Тем не менее все остается целиком в вашей власти. Если скажете остановиться на этом, так и сделаем.

Джульетта ничего не сказала и отвернула голову, чтобы он не мог видеть лица.

– Увы, ваш душистый горошек увядает, мэм.