Мне хотелось создать некую театральную фантазию по мотивам повести, сделав смысловой акцент на неприкаянности героев. Мы делали спектакль «Собаки» не про собак, а про людей, живущих собачьей жизнью.

Таких в нашей стране очень много…

А теперь устроимся в овраге «У Никитских ворот» и начнем сопереживать их характерам и судьбам.

После третьего звонка мы начнем…

Режиссер-постановщик – Марк Розовский

Сценография и костюмы – Бердыгулы Амансахетов

Премьера – февраль 2003 г.

Марк Розовский (предуведомление к спектаклю).

Один знаменитый поэт Серебряного века написал такие строки:

Байрон сделал из своей жизни бурю. И жизнь его никак нельзя назвать «бледной и случайной».

Может быть, поэтому под пламенной одержимостью и неистовым темпераментом нашего автора таилось печальное одиночество его «я» – поэт, живущий страстями на износ, преображался в Героя собственных фантазий, которыми защищался от скуки и обыденности жизни. Причина романтизма Байрона в небрежении бренным существованием во имя высших целей и ценностей – ну, например таких, как Любовь и Свобода. В этом смысле Байрон – очень русский поэт английского происхождения. Он близок нам своею заряженностью на совестливое соединение идеалов с реальностью, отказом от благонамеренного благополучия, взамен которому поэт предпочитает риск, сумасшествие, эротику, музыкальность, подвиг, счастье борьбы за счастье. И саму смерть.

В пьесе «Сарданапал» Байрон полемически отстаивает романтическую позицию поэта: человек рожден, чтобы жить, то есть для радостей жизни, для любовных утех и пиров, для праздника и света. И нет смысла упиваться богатством, властью над другими людьми, жестокостью и правом на насилие. Суета сует – даже война, даже подавление мятежа и наказание злодеев-заговорщиков. Жизнь прекрасна, если только в ней есть главное – свобода и любовь. Быть диктатором?.. Нет, лучше не жить…

Действие пьесы – в древней Ассирии. Это значит, что вольнолюбивый западный Автор написал причудливую восточную сказку, которая не может быть представлена без экзотики и тотальной театральности. Как ни странно, «Сарданапал» никогда не шел на советской сцене – нам не нужны были ТАКИЕ цари!.. нам не нужен был ЭТОТ Байрон!

В театре «У Никитских ворот» мы думаем иначе.

Кажется, это первая постановка «Сарданапала» за всю историю русского театра.

Перевод – выдающегося мастера перевода – Г. Шенгели.

Постановка Марка Розовского

Премьера – март 2005 г.

В спектакле использованы музыкальные цитаты из репертуара Мадонны, Эливса Пресли, Принса, Дж. Джоплин, Кристины Агилеры, Верки Сердючки

РОЗОВСКИЙ. В последнее время часто слышал одно и то же:

– Это правда, что вы ставите Курочкина?

– Это правда.

– Как хорошо!

Удивление пополам с восторгом меня тоже удивляло. Разве раньше в нашем репертуаре не было Кафки, Пинтера, Ионеско, Виткевича?..

«Новая драма», сомкнувшаяся с театральным экспериментом, не раз обретала на сцене театра «У Никитских ворот» свое прочтение и многократно привлекала зрителя, особенно молодого… Совсем недавно на нашей сцене дебютировала совсем юная Вера Копылова («Собаки»), ранее возник Василий Сигарев («Черное молоко»). И вот теперь очередь Максима Курочкина.

Прочитав целую гору его пьес и пьесок (иногда одноактовок, иногда – просто сцен-миниатюр), я выбрал «Истребителя». Почему?

Иногда хочется хорошенько встряхнуть себя и собственное дело. Хочется войти в художественный контакт с неким театральным миром, который, казалось бы, находится в ином измерении, но после нашего сближения и сотворчества оказывается абсолютно полноценным искусством, убедительным, заразительным и, что самое главное, человечным. А значит, НАШИМ. Учудив друг другу взаимопроверку, Автор и мы сохранили себя в своих тягах к необыкновенной театральности, в современной игровой эстетике отнюдь не противоречащей психологизму и философичности. Пьеса Курочкина написана свободным человеком, знающим, что такое оттенки смысла и умеющим эти оттенки передавать. К тому же пьеса простроена, она с «секретом», с поворотом, метафоричностью, то есть признаками действительно «Новой драмы».

С разрешения Автора я сделал две вещи – назначил на мужские роли женщин (автор при этом подскочил на стуле и вскричал «Идеально!») и дал в подзаголовок свое обозначение жанра – «фантазм» (на что Автор милостиво произнес «Как хотите»). И мы сделали спектакль – специально к 8-му марта, чтобы немножко поёрничать на тему о мужчинах и женщинах, ведущих вечную «войну полов», но так же вечно страдающих от одиночества и опустошенности. Наш Автор – проник, и нам нельзя забывать об этом. Но он еще и лирик, и эта чувственность прекрасна.

Во время репетиционной работы все время почему-то всплывали в памяти строки одного гениального поэта:

Этим героиням и посвящается наш опус. Радует курочкинский эпиграф к нему: «Ни один из сидящих в этом зале не доживет до событий, о которых пойдет речь».

В этом рискованном спектакле – предупреждении (или предположении!) вместе с нашим новым, молодым Автором мы озоруем и хулиганим по самому серьезному поводу, – здесь идет речь ни много ни мало о самоистреблении человечества как о вполне реальной угрозе – в этом смысле будущее начинается сегодня, а раз так, то надо, хотя бы в шутку, ударить в колокол. Все, что здесь выдумано, – не надумано. А все, что здесь «фантазм», – образ правды.

Молодой Максим Курочкин, несомненно культовая фигура «Новой драмы». Он имеет имя и опыт, однако гораздо важнее – он имеет свой мир и говорит на своем языке.

Добро пожаловать на нашу маленькую нестареющую сцену, Максим!.. Успеха тебе и нам!..

Перевод с английского Н. Волжиной

Постановка Марка Розовского

Премьера – декабрь 2001 г.

РОЗОВСКИЙ. Давно-давно мне хотелось поставить эту необыкновенную пьесу, да все никак руки не доходили. И хорошо: нынешняя постановка многозначительно совпадает с переходом в третье тысячелетие, где еще неизвестно, будут ли созданы психологические пьесы такого уровня, какого достиг этот американец по имени Эдвард Олби где-то в шестидесятые годы ушедшего века.

У пьесы иронико-идиотическое название, нам непонятное. Г. Злобин в своей отменно глубокой статье- послесловии к сборнику пьес Олби, изданном у нас в издательстве «Прогресс» в 1976 году, объясняет: «В качестве названия пьесы Олби взял нацарапанную на зеркале надпись, которую он увидел в каком-то баре. Впоследствии он комментировал: „Не боюсь Вирджинии Вулф“ означает, конечно, что нам не страшен серый волк… нам не страшно жить без фальшивых иллюзий».