и мама начала ненужные вещи выкидывать. Его тоже хотела... А он лежит, лапы растопырил и смотрит так жалобно... Ну, я как-то... в общем, не по себе стало. Думаю: 'Ему, наверно, обидно. За что его на помойку?' И вцепился. Мама говорит: 'Большой уже, семь лет, а за всякую рухлядь цепляешься'. А я не отдал, в ранец засунул. Так он и живет у меня вместе с учебниками...
— Ну и правильно.
— Знаешь, Тим, это, может, смешно, только я с ним иногда разговаривал... По ночам, в Усть- Каменске. Когда совсем уже тоска брала... Посажу перед собой на одеяло и разные сказки рассказываю. Или про то, как к бабе Вере поедем... Я, Тим, про это никому не говорил, даже маме.
— Я понимаю. Славка. Я никому не скажу...
Они собрались домой.
— Позвонишь сегодня? — спросил Тим.
— Конечно. А ты в ванне опять не засядешь?
— Не засяду. Славка, знаешь что? Если ты когда-нибудь позвонишь, а меня дома не будет, можно Валентине передать флагограмму.
— Что?
— Письмо по трехфлажному 'Своду'. По нему любые фразы можно составить. Валентина их напечатает, а разбирать она не умеет. Получится секретное сообщение. А если даже я дома, тоже можно секретное сообщение передать.
— А зачем, Тим?
— Мало ли что! Вдруг надо по секрету что-то сообщить, чтобы никто посторонний не понял!
— Тогда мне книга нужна, чтобы сигналы составлять.
— Конечно! Ты второй том возьми себе, а первый, для разбора, будет у меня.
Славка обрадовался:
— Давай сейчас забежим к тебе за книгой!
Мама в этот вечер была хмурая. Может быть, получила письмо из Усть-Каменска? Или ее рассердила Славкина случайная тройка по ботанике? Мама сказала, что если Славка целыми днями будет где-то болтаться, это кончится печально.
Чтобы не накликать лишних печалей. Славка поскорее сел з;1 уроки. Их много задали, и он просидел до темноты.
Пора было бежать к телефону.
Славка придвинул к себе синий том 'Свода'.
Какую флагограмму составить для Тима? Надо передать что-то важное. То, что не скажешь просто так... Или то, что не решаешься сказать? 'Тим, мы одной крови-ты и я...'
Может быть, в самом деле?..
Славка открыл книгу на букве 'м'. 'Мы'... 'Кэбек-Фокстрот — Оскар'.
Теперь слово 'один'. Вернее, 'одинаковый', это ближе по смыслу... 'Фокстрот — Сьерра — Зулу'.
'Кровь'... 'Чарли — Браво — Зулу'...
Слова 'ты' в книге не нашлось. Международный свод сигналов требовал безукоризненной вежливости. Ладно, Тим поймет.
'Кэбек — Янки — Лима'... 'Браво — Браво — Эхо'... 'Хотэл — Джулиэт — Индия'...
Линия трехбуквенного шифра вытянулась на листке. Но это были не буквы. Это хлопали на ветру пестрые праздничные флаги. Это был их с Тимом тайный сигнал.
— Мама, у тебя найдется две копейки?
— Опять к телефону! Тим наверняка уже спит! Одиннадцатый час.
— Он не спит!
— У меня нет двух копеек.
У бабы Веры их тоже не нашлось. И гривенника не было.
Славка чуть не заплакал:
— Ну, дайте мелочи, я разменяю в дежурном гастрономе!
— Еще не хватало! — сказала мама. — Ночью бежать за пять кварталов! Ложись-ка спать.
Славка знал: если у мамы такое настроение, с ней спорить бесполезно. Он сделал вид, что ему срочно необходимо на двор, и кинулся к телефонной будке.
Может быть, повезет, как в первый раз?
Нет, не повезло, хотя Славка обшарил в будке весь пол, все уголки. Он пробовал позвонить без монетки, но, конечно, ничего не вышло. Славка беспомощно посмотрел на телефон.
А в будке было все привычно и знакомо, словно он и не уходил отсюда с позавчерашнего дня. Словно до этой минуты шел у них с Тимом долгий-долгий разговор. И вдруг оборвался. И Славка не успел сказать всего, что хотел.
'Тимсель — ты парус...'
'Славка... а какой я парус?'
'Тим, ты замечательный парус. Парус огненного цвета. Их ставят на спасательных судах, такие паруса, чтобы видно было издалека...'
'Разве я спасатель?'
'Да, Тимсель'.
'Потому что хотел спасти 'Сатурн'?'
'Потому что ты спас меня. Я думал, у меня никогда не будет настоящего друга... Была только Анюта, но она большая была, а я маленький. И она ушла... Тим, ты никуда не уходи! Я все время боюсь: вдруг что-нибудь не так скажу или не так сделаю, а ты обидишься. Или вдруг я тебе надоем. Тим... ты все равно меня не бросай. Я уже не смогу один... Тим, это не скажешь флагограммой. В трехфлажных сигналах даже нет слова 'друг'. И я все равно не решусь тебе сказать про это ни сигналами, ни словами.
Тим, ты для меня как Город, как море... Как мама. Потому что без тебя я не смогу жить так же, как без них...
Тим, ты не сердись, что я не позвонил, ладно?
Спокойной ночи, Тим...
До завтра, Тим!'
Тим примчался в восемь часов утра.
— Ты почему не позвонил?
Славка с суровым упреком глянул на маму и рассказал Тиму, как было дело.
— Ты, Тим, не обижайся...
Когда шли в школу, Тим спросил:
— Артемка с тобой?
Славка хлопнул по портфелю.
— Давай вытащим, — попросил Тим.
Они извлекли Артемку на свет и ухватили за уши. Артемка обрадованно заболтал растопыренными лапами.
И тут Славка сказал слова, в которых уместились все неотправленные флагограммы и вчерашний молчаливый разговор у телефона. Он сказал:
— Тимсель, хочешь, это будет наш общий Артемка?
Тим просиял.
Денис и Валентина
Шли дни. Летние, хорошие. Почти без огорчений. Только мама порой тревожила Славку. После очередного письма или телеграммы из Усть-Каменска она ходила то задумчивая, то раздраженная. Но
