стать им. Вы наверняка спросите (люди всегда это спрашивают), кто получает больше удовольствия от секса — мужчина или женщина. Тут я должна вас разочаровать, поскольку от имени мужчин мне, в общем- то, сказать нечего. Я с самого начала не являлась настоящим мужчиной — так, женщина, в качестве проклятия наделенная пенисом и переизбытком тестостерона.
Я с рождения была транссексуалом — женщиной без месячных и женских гормонов, обреченной изображать мужика. Возможно, за то невероятное наслаждение, которое теперь получаю как женщина, следует сказать спасибо талантливому хирургу. Потому что прежде я о таких вещах и понятия не имела. Сразу же отвечу на ваш незаданный вопрос — да, я испытываю оргазм.
Я помню, как кончала, будучи мужчиной, — быстро и суетливо. И все время в голове жужжал голос: мол, все это неправильно, не так, сплошной позор и стыдоба. Сейчас, став, женщиной, я знаю, что такое по-настоящему кончать. Это долгое, согревающее, светлое ощущение, похожее на розовый рассвет зарождающегося дня или багровый закат, плотская радость пастушки. Пастухи-мужчины пусть позаботятся о себе сами.
Вы обратили внимание сегодня днем в джакузи на мои пальчики на ногах? Маленькие, розовые, а не какие-то там узловатые, волосатые или жирные. Я болтала ножками в воде и разглядывала ваши пальцы, и ваши, и ваши… И видела, что мои лучше всех, а на втором месте после меня Хирургиня, но мои пальчики просто шикарные. Ступни узенькие, я с изящной легкостью влезаю в любые туфли на высоких каблуках, и заметьте — не вихляю, не спотыкаюсь, не падаю, а скольжу и парю как богиня. Свет мой, зеркальце, скажи, кто на свете всех милее?.. Ну конечно же, я, хотя и не от рождения такая, а лишь венец творения пластического хирурга. А что поделаешь? Уж коль природа напортачила, так пусть человек доводит ее труды до совершенства.
Слышали вы о докторе Сидни Нейл? Это мой хирург, мой герой, мой кумир! Известный на весь мир. Сам он не молод, но молодость — это то, над чем он трудился. Он сделал Мэрилин Монро такой, какой ее узнал весь мир, он работал над Майклом Джексоном. И я горжусь, что стала пациенткой доктора Нейла — он выбрал меня из многих, увидев мой потенциал. Я считаю его своим врачевателем, своим хирургом, спасителем и божеством!
Потому что теперь я настоящая женщина. Разве эта грудь не полна и кругла? А плечи? Посмотрите, как они женственно покаты! И разве можно найти у меня признаки адамова яблока или костистые выпуклости на лбу? Все это было убрано и изничтожено, Я пролежала в болях целый год, а потом встала истинной женщиной. Посмотрите на мои волосы — это их собственный блеск. А кожа? Она гладкая и нежная. Мое личико не знает грубого выражения, а манеры исполнены скромности. В моем теле бурлят женские гормоны, делающие меня мягкой и женственной, а не какой-то там вульгарный мужицкий тестостерон.
Жизнь моя была сплошной трагедией до того, как я познакомилась с доктором Нейлом. Вместо ангела-хранителя меня с рождения опекал какой-то демон, наградив всеми мужскими «прелестями». У меня выросли яички и пенис, а ведь я еще в утробе матери сложилась как женщина! Но моему отцу до этого не было никакого дела, он любил только мать, а меня никогда.
Если Господь даёт нам женские гормоны, то зачем тогда дьявол дает мужские? Из-за этой путаницы, из-за смешения происходят все войны и даже глобальное потепление. Когда-нибудь мужское стремление к изобретательству нас всех погубит. Одержимый переизбытком тестостерона мужчина, склонный к паранойе, — это нечто иное, как потерянное для популяции звено. Он губит жизнь всего племени — поначалу тихо живет за холмом в окружении друзей и вдруг, словно ему вожжой под хвост попали, начинает убивать своих бывших товарищей и насиловать их жен. Так было во все времена, со времен войны за ухо Дженкинса. Война в крови у мужчин. Кобели собираются в стаи, рычат, скалятся и рвутся в драку. Дамы пытаются все это как-то умиротворить, но что они могут, если их больше интересует вышивка? Мужчины слишком любят войну, чтобы отказаться от этой затеи.
Война за ухо Дженкинса? Вы слышали про такую? Ну да, вы же женщины, откуда вам знать! А меня эти вещи интересовали, когда я была женщиной в мужских штанах, ничего не соображала и проклятый ненавистный стручок между ног руководил моими действиями. В этой давней, противной, мужской жизни я изучала историю и право и была самым придирчивым, вздорным и сутяжным мужиком.
Эту войну я хорошо помню. По Севильскому мирному договору тысяча семьсот двадцать девятого года, заключенному между Британией и Испанией, Британия согласилась не торговать с испанскими колониями. Для проверки исполнения договора испанцам позволили подниматься на борт английских кораблей для инспекции грузов. В тысяча семьсот тридцать первом году Роберт Дженкинс, капитан судна «Ребекка», заявил, что испанская береговая охрана силой ворвалась на борт его судна и отсекла ему ухо. В тысяча семьсот тридцать восьмом году он предъявил свое заспиртованное ухо палате общин, и премьер-министр под всеобщее одобрение объявил Испании войну. Следующие девять «славных, героических» лет мужчинам было официально разрешено грабить, насиловать и убивать. А когда война пошла на убыль, на сцену вышел Наполеон — верхом на белом коне и с мечом в руке. Кусочек его заспиртованной мужской плоти, как и ухо Дженкинса, тоже выставили на всеобщее обозрение — не так давно его продали всего за три тысячи долларов некоему доктору Лэтимеру на аукционе «Кристи», так и не получив ожидаемой цены.
Вы уж простите, но от некоторых привычек избавиться не так-то просто, особенно от привычки давать советы, когда тебя не просят. Вы-то, конечно, ждали, что я стану говорить о себе любимой? Ну да, я тоже так думала. И вы будете правы, если скажете, что я отклонилась от темы. Заспиртованное ухо Дженкинса вряд ли интересно кому-то из нас, сидящих кружком в этом милом местечке среди ароматного дыма «Акапулько голд», витающего в мерцании свечей, и слушающих мой нежный тихий соблазнительный голос. У доктора Нейла есть коллега, специалист по голосовым связкам, он настраивает их как струны, и любой самый грубый мужской бас приобретает нежное мелодичное звучание. А на самом деле все просто: мозг следует за телом — измени тело, и изменишь помыслы. Только вот привычка копаться в истории и в собственных мозгах оказалась слишком уж стойкой, не так-то легко ее преодолеть. Поэтому еще раз прошу меня извинить.
Доктор Нейл говорит, что мы должны отделять себя от нашего прошлого и жить в настоящем. Мы слишком много думаем. Любое слово длиннее трехсложного вызывает подозрение, уступать силе четырехсложного тестостерона — это мужская склонность. Ия, к сожалению, ей подверглась. Созревание пришло ко мне рано. Я была миленьким белобрысым ребеночком, пока мои колени не начали превращаться в грубые костистые мослы и волосы не полезли оттуда, где их не должно быть.
Когда мать сердилась — а это случалось нередко, — то наказывала меня, оставляя в темной гардеробной. В дверную щель все же проникал слабый свет, и я, сидя среди ее туфель, платьев и мехов, прижимала их к себе, обертываясь этими шелками и атласами. Нет, я не стала трансвеститом из-за того, что меня в состоянии стресса держали среди женских нарядов, наоборот, полюбила эту запретную одежду, поскольку внутри являлась женщиной. У моей матери было больше пятидесяти пар туфель, и, разуваясь, она просто швыряла их в гардеробную, где они валялись беспорядочными грудами. У матери были на редкость миниатюрные ножки, и, сидя взаперти, я собирала в пары эти крошечные туфельки, примеряя их, но годам к одиннадцати они уже не лезли на меня.
Я была сражена настоящим горем, когда осознала, чем это грозит мне в будущем, — так анорексичная девчушка приходит в ужас, когда начинает расти грудь и ее природное предназначение становится неотвратимым. Если она ничего не предпримет, то продолжит раздаваться вширь, пухнуть, блекнуть и вянуть, а потом умрет, как все. Детские формы спасают ее от смерти, поэтому она готова отчаянно рисковать, чтобы избежать роста и взросления. Я же мечтала о женской груди, зная, что это недостижимо; растущие пальцы на ногах приводили меня в ужас, представляясь такими же огромными, как лапы того парня из фильма «Американский оборотень в Париже». Но я осознала еще и другое — я никогда не смогу соперничать с матерью за любовь отца, ведь из меня вырос уже почти взрослый мужчина, громоздкий и неуклюжий. Так что мне оставалось одно — походить на него, а не на нее. Я вынуждена была внутренне выбирать все мужское в надежде, что тогда меня полюбит мать.
Какую обувь я носила? Восьмого размера. В наши дни у многих женщин такие ноги. Человеческая порода укрупняется. Джерри Холл имеет одиннадцатый размер. У моей матери был четвертый. Она как-то сказала мне, что чем породистее женщина, тем меньше у нее ножка. А еще она как-то сказала, что я не девочка. Какая же она все-таки была сучка! Бедный мой отец!
Стремясь выглядеть как мачо, я наращивала мышцы, козыряла резкими манерами и нелюбовью к
