Но сначала я все-таки потащилась в западное крыло, в кабинет Беверли, чтобы высказать ей все, что думаю по поводу распорядка процедур. Мне были обещаны минимум три процедуры в день, но, похоже, их скостили до одной. Я, конечно, понимаю, сейчас Рождество, но зачем давать обещания, если не имеешь возможности их выполнить? Это уже похоже на откровенный обман.

Беверли, терпеливо дождавшись, когда я закончу свою отповедь, воскликнула:

— Нет, что вы за люди, англичане?! У вас мир рушится на глазах, а вы стоите в сторонке и требуете соблюдения своих нрав!

К Беверли я уже привыкла, поэтому не обиделась и даже рассмеялась. Она принадлежала к той категории людей, которые, как говорит моя мать, не умеют себя вести.

— Я просто хочу, чтобы вы знали — в гидротерапии не было ни души, когда я туда пришла.

— Вы, должно быть, не потрудились прочесть наш буклет, — возразила Беверли. — Там сказано, что весь персонал — вольнонаемные, так что вопросы по поводу услуг и их оплаты адресуйте конкретным работникам.

— Да это же чистое безобразие! — возмутилась я.

Она пожала плечами:

— Я здесь не хозяйка. Вы сами захотели приехать сюда, вас никто не тянул.

Еще она прибавила, что если в отделениях гидротерапии и лечебного сна никого нет, значит, Сильвана и Регина просто ушли домой. А это, дескать, совсем другое дело. Я спросила почему, и она предположила, что, возможно, из-за намечающейся железнодорожной забастовки: они, наверное, побоялись завязнуть здесь на праздники. А может, испугались суматранского гриппа.

— Вы же, англичане, такие паникеры! В Новой Зеландии люди относятся к подобным вещам проще — нет поезда, значит, садятся на велосипед, а если разбушевался грипп, ложатся в кроватку и спят, пока тот не кончится. У вас же черт-те что творится. Прошел слух, будто вирус занесен в страну через сухофрукты, — и все уже повыкидывали свои рождественские пудинги, а кто ел булочки с изюмом, пусть теперь сидит дома, заражает своих близких и не высовывается.

— Никакого суматранского гриппа нет, — заверила я.

— Это мы с вами знаем, а попробуй купи билет на рейс до Новой Зеландии — все места зарезервированы. А я бы, между прочим, с удовольствием туда улетела — отдохнуть от этой вашей истеричной Великобритании.

Ее слова меня задели, мне захотелось как-то защитить свою страну. Я сухо поинтересовалась, удалось ли ей восстановить электронную почту, и она ответила, что, слава Богу, удалось. Тогда я спросила, нет ли каких новостей о суматранском гриппе, Беверли отрицательно покачала головой и добавила, что это, дескать, ничего не меняет. Насчет железнодорожной забастовки она объяснила, что речь идет только о местных линиях сообщения, а никак не об общенациональных. Из-за чего собрались бастовать? Да из-за билетов. Железнодорожный профсоюз требует вернуть прежние картонные билетики, поскольку электронная форма оплаты абсолютно ненадежна.

— Тоже мне, выход из положения, — возразила я. — Как будто допотопные картонные билетики надежны! А то они не знают, как это обычно делается!

После этих препирательств у меня уже не было сил клянчить еще один звонок по телефону, я только проследила, чтобы она отметила у себя пропущенные процедуры, и пошла в свой номер — выспаться перед рассказом Судьи.

Оранжерея, где мы собрались, была поистине сказочным местом, гордостью «Касл-спа» — аркада из двенадцати зеркальных залов, с гротом и фонтаном в каждом, с картинами, скульптурами и лепниной. Предметы обстановки здесь были выполнены из какого-то серебристого металла, отчего все вокруг мерцало и поблескивало. Казалось, обнаженные сильфиды, обнимавшие стройные колоночки и не имевшие никакого практического назначения, но придававшие интерьеру изысканность, светились каким-то лучистым сиянием. Вдоль каждого зала тянулись ровные ряды апельсиновых и лимонных деревьев — как в былые времена, когда в богатых аристократических домах оранжереи представляли собой просто стеклянные строения, куда на зиму вносили теплолюбивые южные растения в кадках. В этом году парочка апельсиновых деревьев так и осталась зимовать на улице — такой теплый выдался декабрь (по-видимому, еще один признак изменения климата, пусть и не учтенный статистически). Днем здешнее освещение производило довольно зловещее и гнетущее впечатление, на рамах появилась плесень, с которой пора уже было что-то делать, но ночью, при мерцании свечей, которые не слишком охотно зажег для нас ночной портье («Большинство дам в это время уже отдыхают в своих постелях», — возразил он), это место казалось теплым, уютным и каким-то дружески радушным.

Наружность Судьи мало вязалась со столь солидным званием. Это было легкое, воздушное создание — высокий рост, плоский животик, узкие бедра. Огромные миндалевидные глаза чуть ли не в пол-лица, на фоне которых прекрасно смотрелся аккуратный точеный носик, подбородок с очаровательной ямочкой, тонкие брови вразлет и идеальной округлости грудь. Правда, мы дружно пришли к решению, что грудь скорее всего силиконовая, ведь природа обычно не дает женщине сразу все — худоба с одной стороны, а с другой — прелестные округлости. Мы также пришли к единогласному мнению, что не хотели бы с ней встретиться, случись нам попасть на скамью подсудимых. Тогда уж лучше иметь дело со степенным обрюзгшим мужиком. А она бы вытянула из нас все жилы и выпила кровь, при этом мило улыбаясь.

Вот что она поведала нам, когда мы сидели при свечах, потягивая шампанское или минеральную водичку (в зависимости от вкуса или желания поскорее оздоровиться). Мысленно я то и дело отвлекалась, гадая, где сейчас Джулиан и чем занимается, зато избавилась от необходимости лицезреть своих детей и внуков, кашляющих и стонущих от суматранского гриппа. Порой я проклинала леди Кэролайн за ее нежелание установить в «Касл-спа» сотовую антенну и тем самым связать замок с реальным миром, но иногда мысленно возносила ей хвалу за мудрость.

— Сейчас вы видите перед собой женщину, но когда-то я была мужчиной. Вернее, обречена была