Наставник-лютеранин вернулся к предмету разговора.

– Если попросим Господа Бога… Ваш брат должен вас выручить. Лично у вас и у вашего брата Эммануила наступает крутой момент жизни. Наш бог велит Эммануилу принять на себя часть вашей ноши. Мы ему года убавим. Главное, он – офицер. И тоже, как и ты, – Миллер. Одна кровь. Он, как мне известно, с порядками в русской императорской армии знаком. Что положено знать генерал-лейтенанту, как старшим подчиняться и повелевать младшими, с твоей помощью все он узнает. Нет такого дела, чтоб верящий в нашего Бога лютеранин отступил перед житейскими трудностями…

Брат отыскался, но не в Литве, не за линией фронта, а в Петрограде. Возглавлял он общество помощи инвалидам войны. Он уже обзавелся недвижимостью, помня: во время смуты (а смута была налицо, но в этот раз наступала не просто смена династий, а смена общественного строя – устоит ли прежний строй, утвердится ли новый?) умный человек – не зевай.

Эммануил Миллер не зевал. Он уже успел купить, притом, считай, за бесценок, трехэтажную хижину на Невском проспекте с видом на Аничкин мост и почти такую же скромную хижину на Фонтанке против кадетского училища. И еще он помнил золотое правило: кризис власти наступает после финансового кризиса. А недвижимость, как известно, при любой власти – это состояние, его не потеряешь, если у тебя голова не только для ношения шляпы или фуражки.

Отыскал его клирик, служка при католическом соборе Даугавпилса.

– Вам, господин Миллер, послание от вашего наставника, – и вручил розовый конверт с ангелом парящим – фамильным гербом семьи Миллеров.

Показав клирику на венский стул, Эммануил ножницами аккуратно разрезал конверт, углубился в чтение письма. Его тщательно выбритое аскетическое лицо не выражало ни восторга, ни уныния.

– Наконец-то бродяга Женька отыскался! – вслух произнес, не глядя на знакомого священнослужителя.

– Евгений Карлович прибыли из Парижа, – отозвался клирик.

– Я обязательно должен с ним встретиться?

– И как можно быстрее, – сказал клирик.

– А линия фронта?

– Для деловых людей это не помеха.

– Ну, разве что так…Надо подготовить документы.

– Их уже готовят. Наши друзья – с немецкой стороны – предупреждены.

– И авто пропустят?

– Пропуск на ваше авто у меня в кармане.

Братья встретились в оккупированной немцами Риге. Эммануил Миллер вживался в образ брата Евгения. Не потребовалось и двух месяцев, как Эммануил почувствовал, что он вошел в роль генерал-лейтенанта русской армии. Тут главное – портретное сходство. По заверению бывших сослуживцев Евгения Карловича, оно было.

С подлинными документами генерал-лейтенанта Миллера Эммануил Миллер на торговом корабле под флагом шведской короны отправился в Мурманск. Оттуда на американском гидроплане его доставили в Архангельск.

При нем неотлучно находился генерал-майор Марушевский, заместитель командующего войсками Северной области. Он один знал, что Эммануил Миллер – это двойник генерал-лейтенанта Миллера. По дипломатическим каналам шла почта, предназначавшаяся Главнокомандующему войсками Северным фронтом и одновременно Главному начальнику Северного края. Поэтому Марушевский решительно вскрывал пакеты, которые адресовались не ему, а его начальнику.

Однажды двойник застал Марушевского в канцелярии главкома за вскрытием почты в присутствии капитана Самойло. Двойник вызверился на Марушевского:

– Как вы смеете вскрывать чужие письма?

– Это служебная переписка, – спокойно ответил генерал-майор. – Мне ваш брат поручил…

Двойник невольно выдал себя. «Так значит, это не тот Миллер», – догадался капитан. Но именно этот Миллер поручил ему встретиться с генерал-майором Самойло и предложить ему принять условия американского президента: продолжать службу в Красной армии, но состоять на денежном довольствии вооруженных сил армии США.

Тогда при передаче этих условий, выслушав капитана, Александр Александрович загадочно улыбнулся, всей пятерней привычно почесал коротко подстриженную бородку, покрутил головой:

– Ну и ну!

– Так что ему передать?

– Передай: «Меня к нему не допустили».

– Батя, не поверят. Я все-таки ваш приемный сын. После продолжительного лечения…

– Да, это так. Дешевая покупка. В случае не соглашусь – шантаж.

– И все же мне надо будет вернуться. Я у Миллера – агент.

– Мы подумаем. В штабе, по всей вероятности, работают люди Миллера. Могут спросить. Твердо держись одной линии: не подпустили, проверяют.

– Но я же тебя видел?

– Видел. А будут допытываться – говори: от меня ни на шаг не отходил матрос. А он человек страшный – чекист. У него особые полномочия. От самого Дзержинского… Тебе эта фамилия известна?

– Не только мне. Вся Америка наслышана…В газетах его портреты.

– Вот и хорошо. Рекламируют революцию.

Теперь, когда капитан Самойло был уверен, что все это время он имел дело не с генералом Миллером, а с его двойником, обстановку диктовали события. Интервенты начали наступление сразу на трех направлениях.

Американцам все чаще по морю шло подкрепление. Снимали войска с Западного фронта, грузили на английские транспорты, направляли в Беломорье.

В Северном крае, с оглядкой на грядущую зиму, солдаты 310-го инженерно-саперного полка строили сразу четыре аэродрома, три из них для гидросамолетов – один в устье Онеги на незатопляемой пойме; один на северном берегу Онежского полуострова в устье мелководной речки Солза, рядом с рыбацким поселком, третий – южнее Исакогорки, на лесном озере.

Строительство шло ускоренным темпом. На Двине саперы разгружали баржи с разнообразной авиационной техникой, оборудовали причалы. Применялось много металлических конструкций. Расширялись подъездные пути. Уже к началу октября тяжелые бомбардировщики-гидропланы наполняли тайгу надрывным гулом могучих моторов, незнакомым для здешних мест. Еще не наступил рассвет, а техники уже возились у машин. Прямо с кораблей в бочках подвозили бензин, под крылья подвешивали бомбы. С рассветом прогревали моторы, пилоты занимали свои места. При благоприятной погоде начинались полеты.

Англичане наугад сбрасывали бомбы на таежные поселки, куда еще не добрались наземные союзные войска. Там уже ночью могли появиться передовые разъезды красных.

К счастью, интервенты бомбили не каждый день, выбирали тихую ясную погоду. Но Арктика уже показывала свой свирепый нрав. Все чаще затяжные дожди сменялись снежными зарядами. На бойцах обледенелые шинели шуршали, как брезент, в сырой обуви, в окопах, где выступала коричневая болотная вода, коченели ноги. Вязали фашины из мелкорослого кустарника, бросали на дно окопов, но и фашины не были спасением. Негде было обсушиться и в тепле отдохнуть.

Был строгий приказ: костры жечь только в ночное время. Но понятно было и без приказа. Самолеты- разведчики бороздили небо, чуть ли не касаясь верхушек сосен, засекали цели для бомбометания. В ясную погоду довольно точно сбрасывали бомбы.

Под гул авиационных моторов союзники высаживали десанты, усиливали группировку наступающих. Каждый день заметно продвигались на юг. Боевые корабли обеспечивали пехоте артиллерийскую поддержку.

Шсстая Красная армия с трудом сдерживала нарастающий натиск интервентов. Командарм Самойло запрашивал штаб фронта, как скоро прибудет обещанный дивизион полевой артиллерии.

– Петроград пообещал, значит, будет, – отвечали по телеграфу со штаба фронта. – А пока –