– В каком смысле?
Ну и дура же она с этим ожогом выдуманным. Чуть не запалилась…
– Да… вид у тебя, как будто ты банк ограбила…
– В самом деле? – Дарья подошла к Тимуру, пригладила его вихры, взяла под руку и вывела из кабинета. – Что, опять со слоганами застряли?
– Двенадцать вариантов! – воздел руки к небу он. – И все Грозовский зарубил.
– Пошли, это мы сейчас запросто. «Чудесный торт сам лезет в рот». Или «Самый лучший в мире торт, его любит весь народ».
– Тебе бы только смеяться…
– Ну не плакать же! – Дарья захохотала. – Кать, – окликнула она креативщицу Селезневу. – Грозовский у себя?
– Ни фига себе! – Катя подбежала с выпученными глазами. – Ты что, не знаешь? Димочку нашего в милицию вызвали! Может быть, Кудряшова нашлась… или… – Катя еще больше округлила глаза и шепотом добавила: – Или тело!
– Какое еще тело? – не понял Тимур.
– Ну, так всегда в «Криминальной России» по ящику показывают. Пропал человек, а потом труп находят!
Тимур, так ничего и не поняв про труп, взлохматил волосы и пошел по коридору, бормоча:
– Самый лучший в мире торт, его любит весь народ…
Дарья закурила и дала прикурить Кате.
– Насчет трупа сомневаюсь, – усмехнулась она. – Кудряшова сама кого хочешь трупом сделает…
Грозовский сразу понял, что в милицию его вызвали как свидетеля покушения на Барышева, поэтому не волновался. Он бросил машину за квартал от РОВД, потому что парковочных мест рядом не было, и теперь слонялся по отделению, разыскивая кабинет оперуполномоченного лейтенанта Павла Ивановича Самойлова, как было указано в повестке.
В то же самое время в этом же отделении за дверью, мимо которой проходил Дима, Надя спрашивала у кучерявой паспортистки, глядевшей в миниатюрное зеркальце и красившей губы красной помадой:
– Скажите, мне за справкой вместо паспорта украденного к вам?
Паспортистка промокнула губы салфеткой и нанесла еще один слой помады.
– Справки вы выдаете? – громче спросила Надежда.
Паспортистка, отложив помаду и зеркало, рявкнула:
– За дверью подождите! Чаю стакан можно мне выпить или нет?!
Надя хотела было объяснить ей все – про чай, про цвет помады и про манеры, – но передумала. Не надо злить тетеньку, пока справку не выдала. А то вообще санитарный день устроит…
Надя послушно вышла от паспортистки как раз в тот момент, когда Грозовский вошел в кабинет Самойлова.
Павел Иванович оказался простым обаятельным парнем, но со служебным рвением. Он подробно объяснил Диме, как происходит процедура опознания и что нужно делать.
Грозовский неожиданно ощутил, что волнуется. Не то чтобы очень – но сердце прибавило ходу. Вдруг сейчас придется посмотреть в глаза человеку, который застрелил Ольгину подругу, чуть не убил Барышева и его самого…
– Я, вообще-то, подобного опыта не имею, – признался Дима. – Если честно, нервничаю ужасно.
– Боитесь? – Павел Иванович усмехнулся, и Грозовский почувствовал себя уязвленным.
– Да нет, чего тут бояться? Хотя… Боюсь не узнать. Там в тот момент и темно уже было, и вообще, стрессовая ситуация…
– Ничего, – Самойлов широко улыбнулся, показав небольшую щербинку в верхних зубах. – Там, говорят, вы себя героем проявили и тут справитесь.
– Да бросьте! Какой герой? Нормальная человеческая реакция.
– Ну, ладно. Процедура опознания, как я сказал, несложная…
В кабинет ввели трех очень похожих парней, но Грозовский сразу узнал убийцу. И убийца узнал его – Дима понял это по тому, как тот поспешно отвел взгляд и с горечью усмехнулся.
Надя все-таки не сдержалась.
– Девушка! – заглянула она в кабинет. – Вы же стакан чаю собирались выпить, а не ведро!
Пока паспортистка раздраженно выписывала Надежде справку, Грозовский вышел из соседнего кабинета вместе с Пашей.
– Ну, значит, как только понадобитесь, мы вам позвоним. – Паша пожал Диме руку. – Спасибо вам за помощь.
– Да не за что.
Дима еще раз пожал Самойлову руку, лихорадочно размышляя, не поручить ли этому славному парню розыск Кудряшовой, но решил все же, что лейтенант занят делами поважнее и поиски Нади наверняка задвинет в долгий ящик.
Едва Грозовский скрылся за поворотом коридора, из паспортного стола вышла Надежда и наткнулась на Пашу.
– Ой! Паш, привет! – воскликнула она радостно.
– Привет. Ну, что? Все нормально?
Надя показала ему справку, принюхалась – ей почудилось, что в коридоре пахнет парфюмом Димы…
– Да вроде. Ну вот, теперь съеду я от вас. Заживете наконец спокойно.
– А куда съедешь? – нахмурился Самойлов.
– Да уж найду куда, не пропаду!
Слишком дорогой запах для этого коридора. Галлюцинации у нее на почве беременности… – решила Надя.
Паша хотел еще что-то сказать, даже рот открыл, но она развернулась и побрела к выходу.
Галлюцинация не проходила, а, наоборот, усиливалась.
Если бы Надя чуть-чуть ускорила шаг или хотя бы подняла глаза от земли, то увидела бы, как Грозовский переходит дорогу.
О том, что Зоя погибла, Ольга узнала от Димы в тот же день, когда первый раз примчалась к Сергею в больницу.
Просто тогда не было сил и времени переболеть этим, прочувствовать до конца, и поэтому сейчас, когда Сергею стало лучше, Ольга и поревела, и памятник заказала на Зойкину могилу, и справки про Костика наводить начала.
Вот боялась она стать причиной несчастий для Зойки, и получается – стала. Если бы она не познакомила Зою с Сергеем… он бы погиб.
А так погибла Зойка…
Как ни крути этот жуткий калейдоскоп – он со смертельным исходом. И от этого чувство вины такое невыносимое, что хочется выть и каяться, только в чем?!
Леонид Сергеевич, примчавшийся из Новосибирска, как только узнал о ранении сына, каждый вечер теперь утешал ее:
– Ты ни в чем не виновата, Оленька. Тебе знакомо такое понятие, как судьба? Наверное, у Зои было предназначение – кого-то спасти ценой своей жизни.
Ольга рыдала у него на плече и соглашалась, что Зойка обязательно должна была кого-то спасти, но погибать-то зачем?! Это несправедливо.
– Наверное, не нам решать, что справедливо, а что нет, – вздыхал материалист, атеист и врач- кардиолог Барышев-старший. – Наверное, это не нам решать…
– Там у нас речка, Куекша, быстрая, чистая, утюгом пахнет. – Люда остановилась возле скамейки, чтобы дать отдышаться Митяю, но он садиться не стал, пошел дальше, крепче обняв ее за плечи и прижав к себе.
– Почему утюгом? – заулыбался Митяй.
