тяжелым ранением. У каждого своя любовь, но есть у нее одна черта общая – не поддается она ни разуму, ни воле. Так что не шантажировал ее Митяй, когда уезжал в горячую точку, а от любви спасался… Руку ее сжимает, словно удержать хочет, а в глазах – мука мученическая.
– Глупый ты, Митяй. – Ольга больше не стала сдерживаться и дала волю слезам. – Какой же ты глупый… Улегся тут и лежишь. Разве так можно? Это же безобразие какое-то… – Она засмеялась сквозь слезы, и он улыбнулся ее «строгому выговору», сделанному со слезами и смехом.
– Ты чего ругаешься? Пришла и ругаешься.
– А что ж с тобой делать? Тебя разозлить надо. Вот разозлишься как следует… и встанешь!
– Как у тебя просто все… – Митяй осторожно высвободил руку. – Злости во мне хватает… Если бы она помочь могла, я б уже бегал…
– Тогда перестань злиться, – строго потребовала Ольга.
– Ты уж что-нибудь одно выбери. А то я совсем запутался, – улыбнулся Митяй.
В палату вошла молоденькая медсестра с капельницей. По ее настороженному взгляду Ольга поняла – это она звонила и горячо выговаривала: «Он вас любит, а вы!..»
Ольга встала, собираясь уйти, но Митяй схватил ее за руку:
– Не уходи, подожди! Это недолго. Мы ж не поговорили совсем!
Медсестра уже растирала его левую руку, искала вену иглой…
– Я еще приду, Митяй! Обязательно приду. Ты только лечись давай. Лечись и выздоравливай.
Он в отчаянии дернулся, пытаясь задержать Ольгу, иголка выскочила из вены.
– Тихо, иглу сломаете! – Медсестра снова бросила взгляд на Ольгу, в котором отчетливо читалось: «Стерва!»
На душе кошки скребли. Больничные стены давили, а от запаха лекарств закружилась голова. Ну что, что она может еще сделать, чтобы Митяй не страдал?!
Возле сестринского поста стоял врач – молодой, серьезный, в очках с толстыми линзами. Ольга, не сдержавшись, с такой горячностью схватила его за руку, что он вздрогнул и отшатнулся.
– Простите… Я бы хотела с вами о Кравцове поговорить, Дмитрии. Вы его врач?
Он цепко, с ног до головы осмотрел Ольгу и, судя по насмешливому взгляду, поставил диагноз – «богатая фифа».
– А вы ему кем приходитесь? – спросил он.
– Я? Никем. То есть… он мой старый знакомый.
– Понятно, – усмехнулся доктор. – Так что вас интересует?
– Как он… И вообще… – Ольга смутилась почти до слез. Ну да, она в этих серых стенах и стерва, и «богатая фифа». Бриллиантами блестит, а в сумке то мобильник затрещит, то автосигнализация на брелке брякнет… Деловая, сил нет, а тут несчастье, слезы и боль. Хоть бы телефон выключила или сигнализацию без звука сделала, а еще бы лучше макияж смыла, бриллианты сняла, да и халат накинула. А то…
Да бежала она сюда как бешеная – помочь, уговорить, пожалеть и подбодрить. Не подумала ни о сигнализации, ни о халате, ни о бриллиантах.
И не смотрите на нее, как на последнюю сволочь!
– Может, нужны какие-то лекарства? – решительно спросила Ольга, глядя в упор на врача.
– Что ж, у него состояние средней тяжести, хотя и стабильное, – вздохнул тот. – Ранение в позвоночник – это, как вы сами понимаете, штука серьезная… А с лекарствами… если понадобятся… Пока не надо.
– А он… ходить будет?
– Должен. Спинной мозг не поврежден, только ущемлен. Корешки целы, чувствительность не потеряна. Вообще-то, ему крупно повезло, вашему старому знакомому. Беда только в том, что он не хочет.
– Что… не хочет? – не поняла Ольга.
– Ходить. – Врач опять посмотрел на нее, как на стерву и «богатую фифу» – с колючей насмешкой. Мол, понятно теперь, из-за кого не хочет… – Это, к сожалению, главное.
Из палаты Митяя вышла медсестра-девчонка, катя перед собой капельницу. Она стрельнула в Ольгу теперь уже откровенно ненавидящим взглядом.
Да что же это такое?..
– Депрессивное состояние, – продолжал объяснять врач, – апатия, потеря интереса к жизни. Если так будет продолжаться, то за результат я не поручусь. В итоге все может кончиться инвалидным креслом.
И виновата в этом будет она, Ольга…
– И что же делать?
– Лечить! Ну, и… – Он опять цепко оглядел ее с головы до ног – пусть фифа, пусть богатая, но совести- то, наверное, хоть чуток осталось?.. – Чаще его навещайте. Извините, я должен идти. – Врач стремительно двинулся по коридору, но обернулся. – Чаще, чаще! Это как раз главное лекарство!
На совесть ее надавил. Мол, не все же в этой жизни деньгами измеряется. Ольга почувствовала себя глупым чванливым павлином.
Да как же им объяснить?..
Она догнала сердитую медсестру с капельницей.
– Девушка, скажите, а нельзя организовать, ну, что-то вроде дополнительного дежурства? За деньги, разумеется.
Черт ее дернул про деньги заговорить! Медсестра полоснула уничтожающим взглядом и подчеркнуто сухо сказала:
– В отделении и так медперсонал дежурит.
– Ну, вы же понимаете, о чем я говорю…
– Понимаю! Я вас очень хорошо понимаю! – Медсестра ее ненавидела, презирала и даже не пыталась скрыть это.
– Наверное, вы мне звонили? – догадалась Ольга. – Вы Люда?
– Ну, а если и я?
– Ну, а если вы, тогда объясните, почему вы так со мной разговариваете?
– Объяснить?! – прищурилась Люда. И выпалила Ольге в лицо все, что знала, думала, о чем догадывалась…
– Пойдемте, я вам кое-что расскажу. – Ольга взяла ее под руку и вывела из корпуса во двор, где гуляли больные.
Она, как на исповеди, рассказала этой жаждущей справедливости девчонке историю своей жизни. Как батюшке рассказала.
Глаза у Люды постепенно теплели, и наконец в них вспыхнуло искреннее раскаяние.
– Вы не сердитесь на меня, Оля! Я же ничего не знала… С ним вместе товарищ был, так он мне и рассказал… про вас. Он тоже думал, что вы его невеста! А я смотрю, под подушкой у Дмитрия Ивановича фотография ваша… Ой! Какая же я дура! – Люда схватилась за пылающие щеки. – Вы не говорите Мите ничего, пожалуйста! Ни про мужа, ничего… Не надо. Дайте ему на ноги встать. Обманите. У него сегодня такое лицо было, когда вы пришли… А то он все смотрит и смотрит в стенку, а глаза тусклые… Ему ходить надо учиться, я ему все ходунки в палату привожу, а он на них и не глянет. Ну обманите его, пожалуйста! – Люда молитвенно сложила на груди руки и с мольбой посмотрела на Ольгу. – Не говорите, что вы замужем, дайте ему подняться!
– Не скажу, – пообещала та. – Вы идите, вам, наверное, нельзя надолго отлучаться.
Люда кивнула и пошла к больничному корпусу. Потом оглянулась, помахала ей рукой и побежала…
Ольга смотрела ей вслед и чувствовала облегчение на сердце. Очень уж ей хотелось, чтобы эта девочка не разочаровалась в любви и людях.
Сергей снова взглянул на часы – полтретьего, а жены все нет. Нина Евгеньевна сказала, что Ольга Михайловна наспех собралась и уехала, не сообщив куда…
Барышева терзало сильное беспокойство. Он видел, что после того звонка Ольга места себе не находит, о чем-то думает, чем-то терзается, разыгрывая при этом безмятежное спокойствие. Сергей рад был бы думать, что все это последствия гадкой статейки и скандала на вечеринке, но… Он точно знал – это не так.
Ольга забеспокоилась после того звонка, когда у нее дрогнул голос, а на его вопрос «кто звонил?» сказала неправду… Впервые, пожалуй, за их совместную жизнь она солгала.
