шестьдесят километров в час.
Ольга положила ладонь на его руку, державшую руль.
– Сереж, ну ведь ничего же не изменилось, – тихо сказала она. – Рано или поздно все равно бы нашелся подонок, который узнал о моем прошлом и попытался бы заработать на этом.
Сергей кивнул, но ничего не ответил. Рука его под Ольгиными пальцами была напряженная и прохладная.
Она знала – когда у него так холодеют руки и пульсирует на виске жилка, Барышев с трудом сдерживает бешенство.
Они подъехали к дому, поставили машину в гараж, зашли в гостиную, а Сергей все молчал. Ольга хотела включить свет, но он перехватил ее руку.
– Не надо.
Барышев подошел к окну. Его силуэт на фоне едва занимающегося рассвета выглядел могучим и грозным, как вулкан, готовый извергнуть лаву. Ольга почти физически ощутила, как ему тяжело сдерживать эту мощь в тот момент, когда ее попытались оскорбить и унизить.
– Подонки, – глухо произнес он, сжимая в ярости кулаки. – Они думают, что им все дозволено! Они думают, что я не могу им ответить! Сволочи! Я эту газетенку паршивую… – Он шибанул кулаком в стену. – Я эту мерзость!.. Я их уничтожу!
– Сережа… – Ольга подошла к нему, обняла, погладила бледную щеку. – Когда я выходила за тебя замуж, ты все обо мне знал.
Он уткнулся ей в плечо, его дыхание обожгло шею. Ольга погладила его по затылку.
– Ты знал, что я сидела в тюрьме, знал, что мое прошлое всегда будет со мной. Оно никуда не денется, и его нельзя изменить. Ты все это знал, и ты на мне женился…
– Оль, я не позволю… – Он дернулся, но она удержала его, прижав к себе.
– Погоди! Я не все сказала… Я поверила в то, что тебя ничего не испугает. Мое прошлое будет напоминать о себе, этого не избежать… А ты… как будто стыдишься меня. Ты впал в нелепую истерику…
Он вырвался из ее объятий, схватил за плечи и крепко встряхнул.
– Я просто не могу допустить, чтобы кто-то смел о тебе так говорить! Так думать! Слышишь?! – Его глаза горели бешенством, а руки были горячими, будто температура зашкалила за сорок.
…Как же она не хотела идти сегодня на этот прием! Но Сергей убедил ее – очередной раз убедил! – что эта светская тусня – часть его бизнеса. Впрочем, Ольга и сама это знала, на одном из таких приемов ее когда-то лично представили Барышеву, и как знать, если б не представили, стоял бы он сейчас рядом с ней – бледный и яростный оттого, что кто-то попытался ее унизить?!
Две дамочки подошли к ней, когда она в одиночестве потягивала шампанское, а Барышев вел светскую беседу с высоким господином и, очевидно, беседа давала результат, исчисляемый немалой суммой.
– Прекрасно выглядите, – пропела дама с черными бриллиантами в ушах.
– Спасибо, – сказала Ольга.
– Версаче? – кивнула вторая светская львица на ее платье.
Ольга потеряла из вида Сергея, поэтому не сразу поняла вопрос.
– Что? Ах, да, кажется…
Она продолжала глазами выискивать Барышева, когда ей под нос бесцеремонно ткнули газету.
– Хотите почитать? Тут про вас пишут, – дамочка, имя которой Ольга так и не смогла вспомнить, широко улыбнулась.
– Про меня? – Взяв газету, Ольга бегло прочла заголовок – «Жена главы «Стройкома» Сергея Барышева – бывшая уголовница».
– Это правда? Вы сидели в тюрьме? – Ольге показалось, что эхо подхватило гнусавый голос «бриллиантовой» дамы и разнесло ее слова по всему залу, по всем его укромным уголкам, и даже выплеснуло их в открытые окна, чтобы слова эти неслись по улицам, ужасая прохожих.
– …в тюрьме? Вы сидели в тюрьме?..
Оказалось, это не эхо. Просто дама все настойчивее и громче повторяет вопрос, стараясь привлечь к Ольге внимание окружающих.
На них стали оглядываться – сотни холеных лиц – и сотни унизительных холодных усмешек делали эти лица одинаковыми. Не мужскими, не женскими – отвратительными, как безликая липкая масса.
Где-то послышался смех. Кто-то фыркнул. Кто-то с брезгливостью сказал: «О, господи!» Кто-то, вскрикнув, разбил бокал, а кто-то даже показывал на нее пальцем…
Ольга почувствовала себя маленькой, голой и беззащитной, но только на пару секунд.
Она даже разглядела на некоторых лицах сочувствие – или ей только показалось, что разглядела? – но это придало ей сил.
Она медленно сложила газету вчетверо, вскинула голову, распрямила плечи и ослепительно улыбнулась.
– Это правда, я сидела в тюрьме! – громко сказала она, и толпа подалась к ней, сгустилась и спрессовалась, как грозовая туча.
Послышались возгласы:
– Какая прелесть!
– А за что?
– За воровство, наверное?
– Ну почему же за воровство? – еще ослепительнее улыбнулась Ольга и выкрикнула, выплюнула в лицо этой жаждущей развлечений толпе: – За убийство!
Откуда-то появился Барышев, он разрубил толпу надвое, рассек своим телом, как ледокол, заставив отшатнуться и не дав никому выплеснуть эмоции на Ольгу-«убийцу».
– Сережа! – Она вцепилась ему в правую руку, испугавшись, что он ударит кого-нибудь. Но он выхватил у нее газету и, сунув ее «бриллиантовой» даме в глубокое декольте, вывел Ольгу из зала по образовавшемуся коридору, который он прорубил…
Она хотела сказать, что все это ерунда, что не надо расстраиваться, что ее невозможно обидеть, что они должны быть готовы к таким грязным играм – он сам это говорил! – но поняла, что Сергей ее сейчас не услышит.
Они сели в машину и помчались домой каким-то странным маршрутом – в объезд и еще раз в объезд, и долго кружили так до рассвета, когда Сергей наконец послушавшись ее, сбавил скорость и приехал домой.
…И только теперь, в полутемной гостиной, он дал выход своей злости и горечи.
– Я уничтожу их! – Барышев снова метнулся к окну, но Ольга схватила его за рукав.
– Стой! Мне плевать! Слышишь, мне плевать на то, что они обо мне говорят и что думают! Мне важно только то, что обо мне думаешь ты! Ты! Ты! – Ольга уже кричала ему в лицо, и Сергей замер, затих – бледные щеки порозовели, а кулаки разжались…
– Мне плевать на всех! – Она даже поколотила его кулаками по груди, чтобы он понял наконец.
Он и понял – схватил, сграбастал ее в объятия, зацеловал плечи и грудь, лицо и руки, а потом начал сдирать бретельки вечернего платья, чтобы добраться до остального… Стоило надевать это платье от Гуччи, кстати, а не от Версаче, чтобы он вот так сорвал его, и не только сорвал, но и порвал к чертовой матери, потому что сниматься оно не желало…
– Я люблю тебя, Оля, слышишь! Люблю! Мы с тобой вместе, нам ничего не страшно. Я люблю тебя…
За окном стало совсем светло. Какая-то птица громко кричала, заглушая шум раскинувшегося внизу проспекта.
Песков курил в кровати и думал, думал…
Вечером, на приеме, он вдруг почувствовал шаткость своих позиций. Ну вышла статейка про жену Барышева, и что?.. Повеселились все ровно три минуты и забыли. После того как шеф с женой ушли, никто слова дурного не посмел сказать ни про него, ни про Ольгу…
Какой-то он больно уж мощный, этот Барышев. По такому сплетнями и дрязгами бесполезно палить, только из автомата, и то… не факт, что возьмет.
