стула и с видимым усилием втиснула их в сиреневые туфли на шпильках.
– А! Конечно, читала! Просто забыла. Уф! Сил больше нет, так замоталась. С самого утра сегодня мне нервы треплют.
– Конечно. С Димкой очень трудно, – затянувшись, усмехнулась Дарья.
– Ну вот еще! С чего ты взяла? – Надежда бухнула чашку на стол.
– Ну… я его хорошо знаю. – Снова затяжка. Снова удар. Проймет – не проймет?
– Это тебе было с ним трудно, а мне – легко.
Улыбается. Только как-то невесело.
– Мне как раз было очень комфортно. Я не питалась иллюзиями.
– И правильно делала.
– С Димкой всегда так.
– Как?
Затяжка. Новый удар.
Да что же она толстокожая-то такая? Толстокожая и большегрудая…
– А так. Ты что, думаешь, первая, кому он предложение сделал? Ты ж не маленькая. Да если всех собрать по Москве, можно женский батальон сформировать – из невест. И все, между прочим, тоже верили, что именно с ней он под венец пойдет!
– Глупости! У нас с Димкой все по-другому!
– По-другому? И что же это он со свадьбой не торопится?
Есть! Проняло! Глаза на мокром месте, голос дрожит.
Тянется за сигаретой. Неужели закурит кустодиевская красавица? Нет, отодвинула пачку, побарабанила пальцами по столу.
– А это, между прочим, я не спешу. Замужество – штука серьезная, чего горячку-то пороть.
Надежда, наконец, заметила портреты на листах, которыми обмахивалась.
– Ой, господи, это еще что за страшилище? – Она вдруг замолчала и спала с лица, найдя сходство с собой и прочитав грязную надпись.
– Да это Димка от нечего делать нарисовал, – улыбнулась Дарья.
Кудряшова встала и, отбросив листы, чеканя шаг, вышла из переговорной.
Подожди, это еще только начало, усмехнулась про себя Дарья.
Надежда брела по вечернему городу, не разбирая дороги. Мимо проезжали машины, обдавая ее мелкими брызгами весенних луж, шли люди, недовольно обходя Надю – идет тут не по своей стороне, – но она ничего не замечала.
«…Можно женский батальон сформировать из невест…»
«…И все верили, что он именно с ней под венец пойдет…»
Она резко остановилась, налетев на какого-то дядьку.
– Совсем уже, – повертел у виска пальцем дядька и, оттолкнув Надю, пошел дальше.
А она вдруг поняла, почему над ней хохотали в офисе, хотя и молочных усов у нее не было, и «костюмчик сидел». Они смеялись, потому что она… дура. Она… Как-то Димка употреблял умное подходящее слово.
Неформат, вот!
Она – неформат.
Надежда пошла дальше, с трудом переставляя ноги. Туфли натерли так, что боль почему-то отдавала в зубы.
Надя достала телефон, позвонила.
– Оль, я дура и неформат.
– Надька, ты чего? Что случилось? – Голос у Ольги был веселый, наверное, она оторвала ее от приготовления ужина. – Мишка, немедленно положи нож на место!
Надя сунула телефон в сумку и побрела дальше.
– Надь, кто тебе такую глупость сказал? – прокричала Ольга, но в ответ услышала только короткие гудки.
…Ну да, почему же она сразу не поняла, как права была Дарья, намекая на «толстые обстоятельства» – ну не для нее, не для Нади Кудряшовой, Димка! Это все равно что затолкать в один букет орхидею и ромашку. Ромашка – это, разумеется, Надя. А то и того хуже – лютик. На такой наступить можно – и не жалко. Это орхидеи холят и лелеют – температурный режим, полив строго по часам, удобрения…
«…Можно женский батальон сформировать…» И она в этом батальоне сто двенадцатая по счету.
Просто удивительный экземпляр.
Не такая, как все.
Неформат, одним словом…
Наиграется Димка с ней, и пополнит она ряды тех, кто «верил, что именно с ней он под венец пойдет».
Ноги разболелись невыносимо. Надя остановилась и растерянно огляделась – куда ее занесло?
Она развернулась и, прихрамывая, пошла обратно.
Дашка, конечно, та еще стерва. Ее Борис бросил, так ей надо, чтоб все вокруг несчастными были. Если бы не эти рисунки, Надя послала бы ее куда подальше.
Но ведь подписаны-то портреты рукой Димки!
Грозовский припарковался возле агентства без особых проблем – вечером мест на стоянке навалом. Настроение было хорошее, он собирался забрать из офиса Надю и поехать кутить в ресторан в честь состоявшейся сделки.
Дима выскочил из машины, привычно брякнул сигнализацией, глянув на окна агентства. В одном из них маячила Дарья с сигаретой. Он махнул ей рукой и побежал к крыльцу.
Сзади взвыли диким скрежетом тормоза. Грозовский на бегу обернулся и увидел, как из-под колес старой «бээмвухи» мелькнула рыжая шевелюра и знакомый красный шелковый шарф.
– Надя! – Диме показалось, что он закричал на пределе возможности своих связок, но крика не услышал.
Или крик потонул в разноголосых сигналах машин, которые, надрывая клаксоны, пытались прорваться в узкую щель между лежащей на асфальте Надеждой и высоким бордюром. Если даже Надя жива, ее мог в любой момент переехать равнодушный лихач.
– Стойте! – взвыл Грозовский, бросившись под колеса машин. – Стойте, гады…
«Гады», словно почувствовав его неукротимое бешенство, притормозили и перестали сигналить.
Дима в два прыжка, едва касаясь ногами асфальта, оказался возле Надежды. Она лежала, раскинув руки, а красный шарф-палантин закрывал ее лицо, отчего у Грозовского подкосились ноги. Рухнув на колени, он взмолился, чувствуя, как срывается голос и перестает биться сердце.
– Надя, не умирай… Надя…
Он не смел приподнять этот шарф – боялся увидеть ее безжизненное лицо, закрытые глаза, бледные щеки, бескровные губы…
Подошел водитель «бээмвухи», белый как мел, трясущимися руками прикурил сигарету.
– Я не виноват… – буркнул он, – сама под колеса прыгнула…
– Надя! – Грозовский все же сорвал с ее лица шарф и вдруг наткнулся на взгляд ее зеленых глаз.
– Ничего я не прыгнула, – сердито сказала Надя и села. – Он из-за угла на красный как полоумный вылетел…
– Надька! – Дима схватил ее за плечи, легонько потряс, стал ощупывать – голову, шею, руки, ноги. – Не болит? А здесь? А так? А тут?
– Димочка… Сейчас заболит, если еще так поделаешь! – Надя попыталась подняться.
Дима подхватил ее под мышки, чтобы помочь, но тут на него налетел водитель, откуда силы взялись – только что белый стоял с трясущимися руками.
– Ты! – пихнул он Грозовского в грудь. – Твоя баба, что ль? Она мне капот помяла! Плати, или… – Он снова толкнул его – теперь уже ощутимо, даже дыхание перехватило…
– Ага… Сейчас заплачу. – Грозовский левой рукой полез во внутренний карман, делая вид, что достает кошелек, а правой зарядил водителю в челюсть. Тот отлетел на свой помятый капот, тут же ринулся к
