В детстве отец частенько избивал Рорка, пуская в ход и кулаки, и пинки. Мальчик обычно предчувствовал приближение побоев и старался по возможности их избегать, а когда не удавалось уклониться, терпел.

Но вот из могилы его покойному старику удалось достать его впервые.

Рорк не потерял хладнокровия, он внимательно читал записанные на жесткий носитель файлы, которые принесла Ева. Рорк давно уже не был тем худеньким забитым мальчишкой, который бегал по улицам Дублина. Но и теперь он предпочитал не вспоминать о своих детских годах.

— Это двойное предательство раскрылось за пару месяцев до того, как отца нашли с перерезанным горлом в канаве. Похоже, — предположил Рорк, — кто-то сдал его Скиннеру. В его файлах как раз есть отчет об этом нераскрытом убийстве. Может, Скиннер сам все и подстроил.

— Не думаю, — Ева всегда была очень осторожна, когда заговаривала с Рорком о его отце, о том, что было. Муж старался просто не вспоминать о своем прошлом, да и ее преследовало и настигало собственное прошлое, как бы она ни старалась убежать от него.

— Почему ты так считаешь? Послушай, Ева, у тебя все было по-другому. Меня не преследует тень отца, так что не старайся быть деликатной! Скажи мне лучше, почему это Скиннер, когда отцу удалось ускользнуть у него из-под самого носа в Атланте, не постарался достать его в Дублине, подослав убийц туда?

— Ну, во-первых, он же полицейский, а не палач. В деле нет никаких данных, что он напал на след подозреваемого в Дублине. В досье есть переписка с Интерполом и с ирландскими властями. Он вел переговоры о выдаче подозреваемого на случай, если тот появится на территории страны. И, скорее всего, в результате переписки добился бы ордера на его арест. Именно это ему и было нужно, — продолжила Ева, в волнении расхаживая взад-вперед по комнате. — Он хотел взять предателя на своей территории. Там, где его обвели вокруг пальца и где погибли его люди. Он хотел бы встретиться с врагом лицом к лицу. Но у него так не вышло.

Ева повернулась к Рорку:

— Если бы у него получилось, можно было бы поставить точку в этом деле, успокоиться и жить дальше. И ему не пришлось бы заниматься тобой. Ты — живое воплощение, ходячий символ его единственного в жизни и самого большого профессионального и личного провала. Его парни погибли, а виновнику их смерти удалось уйти от расплаты.

— То есть он бы все равно не довольствовался только его смертью без ареста по всей форме, суда и приговора?

— Разумеется, нет. Ты только подумай: вот ты себе спокойно живешь, преуспеваешь, ты знаменит и к тому же еще и женат, на ком бы вы думали, — на копе! Тут не нужно и к специалисту обращаться, чтобы нарисовать его психологический портрет. Ведь Скиннер убежден, что любой человек, виновный в преступлении, особенно если погибли полицейские, должен заплатить за это жизнью. Конечно, с соблюдением всех формальностей. Твой отец — как раз такой случай. А расплачиваться предстоит тебе!

— Тогда его ждет разочарование! По целому ряду причин. Например, я гораздо умнее отца. — Рорк встал, подошел к Еве, ласково провел пальцем по ямочке у нее на подбородке. — К тому же в моем распоряжении такой отличный полицейский, которым Скиннер и не мечтал стать.

— Я должна его вывести на чистую воду. Нужно содрать с него весь этот полувековой глянец безупречного служаки и достать его!

— Я знаю, — сказал Рорк и подумал: «И будешь сама страдать так, как Скиннер не в состоянии себе и представить. Ему-то такие переживания неведомы».

— Поспать бы нам с тобой не мешало, — произнес он, целуя Еву в лоб.

Ей приснился Даллас и холодная, грязная комнатенка в Техасе, где отец держал ее взаперти. Во сне к ней вернулись голод, холод и невыразимый ужас. На лицо ей падал бивший в окно каморки красный свет от фонарей секс-клуба в доме напротив. Кровавый отсвет был и на его лице в тот момент, когда он ее ударил.

Когда во сне приходил отец, с ним возвращались и ее мучения. И обжигающая боль рвущейся плоти, когда он проник в нее, треск собственных костей, когда сломал ей руку. И собственный истошный, пронзительный крик, вырвавшийся наружу.

И еще снилась кровь.

Как и отец Рорка, ее отец тоже был зарезан. Но нож, которым он был убит, судорожно сжимала рука восьмилетней девчушки.

Лежа в огромной мягкой кровати в бархатно-уютном номере, Ева плакала, как ребенок. Лежавший рядом Рорк обнял ее и прижал к себе, баюкая, пока ее кошмар не растворился в ночи.

В шесть утра Ева уже была на ногах и одета. Пистолет в кобуре на ремне был скрыт от посторонних взоров отлично сидевшим модным жакетом, который она в итоге все же засунула в чемодан перед отлетом. С оружием ей было как-то спокойнее. С компьютера, стоявшего в спальне, она связалась с Пибоди по видеотелефону. По крайней мере, хотелось верить, что фигурой под ворохом простыней на экране дисплея была именно Пибоди.

— А-а…

— Подъем! — приказала Ева. — Через пятнадцать минут ко мне с докладом.

— А кто это?

— О боже! Пибоди, очнись! Вставай, одевайся и мигом ко мне!

— Может, заказать завтрак в номер? — предложил вошедший Рорк, когда сеанс видеосвязи закончился.

— Отлично, закажи на целую ораву. А я на сегодня возьму на себя побудку и всех подниму, — усмехнулась Ева и, став серьезной, добавила: — Я отлично знаю своих людей, Рорк, доверяю им, знаю, насколько можно быть с ними откровенной. А вот Анджело мне совершенно неизвестна.

Рорк внимательно просматривал на дисплее биржевые сводки.

— Она работает на меня.

— Ну, во всей Вселенной о каждом третьем в той или иной степени можно сказать то же самое. Это ни о чем мне не говорит.

— А твое впечатление? — поинтересовался Рорк.

— Сообразительна, крута, основательна. И амбициозна.

— Вот и я того же мнения, — откликнулся Рорк. — Иначе не бывать бы ей шефом полиции на Олимпусе. Скажи ей ровно столько, сколько ей нужно знать. История с моим отцом меня совершенно не волнует.

— А ты поговоришь с Мирой? — спросила она у Рорка, который встал из-за компьютера и повернулся к